|
|
|
|
Илья МИРМОВ. РАССКАЗИКИ От автора После Довлатова и
Веллера писать «чукотские» рассказики (в стиле «чего увижу, того пою») дело
практически самоубийственное – мэтрами установлена слишком высокая планка. В
плюс к тому, что жизнь автора должна быть насыщена приколами (или случаями,
сходящими за них), надо ещё и уметь эти приколы переложить на бумагу так,
чтобы было интересно и смешно не только одному писателю-сочинителю… Однако же попробую.
Попробую быть хотя бы оригинальным, если не в жанре, то в объектах
повествования. Ведь не только у врачей скорой помощи, вохровцев, журналистов
и олигархов случается множество забавных и поучительных эпизодов, достойных
описания. Ну и благодаря тому, что публикация в первую очередь появится в
Интернете (а где же ещё?), моя история будет богата иллюстрирована, как
снимками собственного изготовления, так и благодарно позаимствованными. Специальность №1 Будни
авиапассажира Рекордсмен местного
масштаба С одной стороны полёт на самолёте давно перестал быть чем-то из ряда вон выходящим. С другой – многие люди ни разу в своей жизни так и не поднимаются в воздух, будучи заключёнными в чреве «стальной птицы». Да и вообще – есть нечто мистическое в процессе полёта на самолёте. Как любят говорить многие: «убейте меня, не понимаю, почему эта здоровая железная дура умеет летать». Подстрочным смыслом фразы сквозит – зато понятно, что у неё, у дуры (и у всех пассажиров «внутре ея») всегда есть шанс с размаху грянуться о землю. После чего собрать кости, выражаясь ничуть не фигурально, становится весьма проблематично. Впрочем, порой достаточно здраво прикинуть, сколько самолётов с пассажирами одномоментно болтается в небесах, не говоря уж о пересчёте на день, месяц или год (короче, на тот промежуток времени, когда Ваша бесконечно драгоценная персона лично решается воспользоваться воздушным транспортом). Тут же выяснится, что вероятность отправиться на тот свет посредством падения вместе с самолётом куда меньше, чем быть задавленным пьяным водилой, отравленным дефективными консервами (вариант – палёным спиртным) или прирезанным осатаневшим от бездозья наркошей в тёмном вонючем подъезде… Тем не менее, в какой-то отрезок своей жизни я страшно боялся летать. Уровень этой боязни превышал все прочие страхи от мыслимых и немыслимых опасностей. Притом что первый раз меня повезли на самолёте одиннадцати месяцев отроду – можно сказать, вместо крещения в водяной купели погрузили в воздушную. А потом, словно в наказание за истинные и мнимые фобии я был вынужден летать не реже двух раз в месяц. Конечно, попадаются люди, летающие значительно чаще (чего мелочиться, возьмем, к примеру, президента Путина или премьера Медведева… или наоборот?), и ничегошеньки с ними не случается, а прощаются они с бренной жизнью куда более прозаическими путями. Как впрочем, есть и те, кто умудряются свой первый полёт сделать последним не только для себя, но и для нескольких десятков других ни в чём не повинных пассажиров. На момент опубликования данного текста на моём счету заметно более 500 взлётов и посадок, из которых примерно 490 состоялись в течение тех 26 лет, что я служу науке, государству и семье в Институте ядерных исследований Российской Академии наук. Конца-края этим полётам не видно. С одной стороны – это, конечно, хорошо. Значит, я ещё жив и относительно здоров. С другой – надоело до чёртиков. Я просто мечтаю, чтобы у меня получилось прожить без самолётов ну хотя бы месяца 2 подряд. Но ведь не получается! За полтысячи попыток приближения к Всевышнему в прямом и переносном смысле, волей-неволей станешь фаталистом. Иначе просто сойдёшь с ума – так часто бояться никакая психика не выдержит. Что самое интересное (и приятное, а главное с надеждой на продолжение этой приятности!), никаких особо опасных и, упаси Господь (!), героических ситуаций со мной в воздухе – слава Богу, три раза сплюнуть, постучать по всем ближайшим деревянным конструкциям и т.д. – не случалось. А всего остального прочего – вполне достаточно, чтобы взяться, наконец, за клавиатуру компьютера. Турбулентность Как известно, не стоит упоминать всуе ни бога, ни чёрта. Но мы чужды верам и суевериям, а чему быть, тому не миновать. Стало быть, кому суждено быть повешенным, да не утонет. Не умолчим и о самой неприятной стороне полёта – возможности не долететь до места назначения. Совсем не думать об этом не получится, как о той самой белой обезьяне, хотя давно доказано, что авиатранспорт самый безопасный по всем практически показателям. Не чета тем же автомобилям. Но… Я знаком с человеком, пережившим авиакатастрофу. Знакомых же, побывавших в авто-авариях, даже с человеческими жертвами, у меня больше раз в 10. Я имею в виду, конечно, тех, кто сам остался жив. Подобный дисбаланс связан не только с тем, что автомобильные инциденты случаются гораздо чаще. Просто, сами понимаете, выжить в суровой наземной аварии всё-таки полегче. Чудеса при воздушных происшествиях, конечно, тоже случаются, но именно – чудеса. Которые по определению на поток не поставишь. Так что всячески поддержим любимый (по слухам) тост авиаторов – «За то, чтобы количество взлётов равнялось количеству посадок!» А со мной таки приключился один… скажем так, малоприятный эпизод. Произошёл он в процессе абсолютно традиционного для меня маршрута Минводы-Москва. Довольно давно. Точно не помню когда, но на стыке 80-х и 90-х годов прошлого века. Рейс выполнял самолёт ИЛ-86. Это который аэробус, на 350 мест. И в те времена они все стабильно заполнялись под завязку. И ещё один момент – кто летал на самолётах размером с ИЛ-86 и более, представляет, какая это махина. Не только снаружи, но и внутри. Например, от пола пассажирского салона, на котором стоят кресла, до потолка го-о-о-раздо дальше, чем в самой просторной квартире. Был самый экватор рейса – уже закончилась кормёжка, но до начала снижения ещё далеко. Как раз то время, когда удобно прогуляться до туалета и обратно, размять кости и совместить полезное с приятным. Я уже возвращался обратно в середину своего второго салона, до моего ряда оставалась пара шагов, как вдруг… На меня обрушился целый комплекс ощущений, который сразу не осознаешь, не поймёшь, с чем всё происходящее связано, и уж, тем более, сходу не оценишь вероятных последствий. Во-первых, в животе образовалась некая, не слишком приятная пустота. Во-вторых, как-то неожиданно я обнаружил, что до высокого потолка салона буквально рукой подать – в прямом смысле этого слова. Я почти упёрся головой в этот самый потолок. Соответственно, между полом и моими ногами образовалась пропасть метра полтора. При этом я как бы продолжал идти и, наверное, со стороны был похож на прыгуна в дину, который в прыжке-полёте продолжает перебирать ногами для обеспечения максимальной дальности. Далее я точно помню, что судорожно пытался сохранить равновесие и для этого также судорожно пытался ухватиться за спинки кресел. Но я их не доставал! Даже согнувшись. Я успел живо себе представить, что сейчас шмякнусь обратно на пол, да так, что мало не покажется. Но здесь-то как раз всё более-менее обошлось: самолёт несколько замедлил своё падение (слава богу, хоть соблюдалась его горизонтальная ориентация в пространстве) – и я относительно плавно вернулся на исходные позиции, которые оказались в непосредственной близости к моему родному креслу. И это тоже мне повезло, потому что вслед за провалом по высоте громадный лайнер начало немилосердно швырять во всех координатах. Такой тряски в самолёте я ни до, ни после никогда не испытывал. И особенно остро она переживалась именно из-за внушительных размеров лайнера. Сразу стало ясно, что даже самые мощные и крупные изделия рук человеческих – ничто по сравнению с силой Природы. Ну и в голову, разумеется, полезли наинеприятнейшие мысли – такая жуткая болтанка могла кончиться весьма плачевно, если сама по себе уже не была вызвана внутренними проблемами самолёта. Тут же загорелась надпись «пристегнуть ремни» и включилась трансляция. Лично я напрягся – услышать от представителей экипажа можно было всё, что угодно, вплоть до... Но капитан корабля (в те времена на внутренних рейсах – это был явный признак форс-мажора, с пассажирами общались почти исключительно стюардессы) вполне спокойным тоном сообщил, что мы попали в довольно сильную турбулентность, немного нас поболтает (он явно имел в виду «немного» по времени, но никак не по амплитуде!), и что всё будет в порядке, надо только занять свои места, обязательно пристегнуться и не разводить панику. Занять свои места и пристегнуться – совет хороший, поскольку не то что стоять было невозможно, но и даже сидеть-то с трудом! Швыряло нас так, что не пристёгнутых могло выкинуть из кресла. Приключение продолжалось минут 5-6, которые показались вечностью. Но надо сказать, что особой паники не наблюдалось, хотя взвизги и утробные вздохи как начались с первым же провалом в воздушную яму, так и не умолкали в течение всей турбулентности. Не обошлось и без травм, к счастью, лёгких. В основном пострадали те, кто оказались в проходах, в туалетах и около – держаться там почти не за что, до своих мест бежать далеко, да и практически невозможно. Остаток горизонтального полёта стюардессы с привлечением пары пассажиров-специалистов оказывали помощь пострадавшим. С тех пор я с уважением отношусь к рекомендациям экипажа без лишней нужды не отстёгивать привязные ремни. А вообще-то трассы, пролегающие в европейской части нашей страны по долготе (т.е. с севера на юг и обратно), весьма спокойны, и турбулентность на них встречается крайне редко. К примеру, в той же Турции зимой подобные инциденты весьма регулярны – об этом не понаслышке знают спортсмены-игровики, не раз попадавшие и в более крутые переплёты. Так же неспокойно бывает и в ряде областей США, но здесь достоверные истории из первых рук мне не известны – только те случаи, о которых писали СМИ… Безальтернативный
вариант Всё-таки надо признать, что современные самолёты – вполне комфортабельный
вид транспорта. Даже несмотря на долгую из-за пробок и/или расстояний дорогу
в аэропорт, на муторную многоступенчатую процедуру подготовки к полёту, на
драконовские меры безопасности, доставляющие основные неприятности обычным
законопослушным пассажирам, на убогую кормёжку и запрет пить/курить во время
полёта. Всё равно, если расстояние из пункта А в пункт Б превышает Впрочем, люди ко всему привыкают. Спортсмены, политики, бизнесмены, учёные, которым приходится часто путешествовать по долгу службы, вполне приспосабливаются жить в воздухе. Здесь ситуация примерно такая же, как с угрозой неизбежного изнасилования – если понимаешь, что никак не отвертеться, то расслабься и получи удовольствие. Это когда есть выбор: лететь ли в Питер днём на самолёте или поспать ночку в купе скорого поезда, тогда да, будешь париться, прикидывать, как оно лучше… Впрочем, парятся как раз те, кто летает редко: мучаются в ожидании, мандражируют, норовят отвертеться всеми силами. А люди бывалые – привыкают. И именно стараются обеспечить в полёте максимальный комфорт и привычный стиль жизни. Тошнит летать Кстати, далеко не все переносят транспорт, даже такой в целом самый мягкий и спокойный, как самолёт, индифферентно. Многих банально укачивает, хотя, убей бог, не пойму, как можно укачаться в современном большом и мощном реактивном самолёте, если он, конечно, не попал в крутую турбулентность. Но замечено, что турбулентность способствует как раз не укачиванию, а наоборот – собранности и концентрации. Ввиду элементарного страха. Если, конечно, дело сходу не дойдёт до паники. Ранее, в прошлом веке, самолёты были поплоше, помельче, и укачиваемых было больше – обязательным атрибутом полёта являлись специальные бумажные, изнутри непромокаемые мешочки. Именно для тех, кто не способен хранить в себе содержимое желудка. Сейчас мешочки выдают только по специальной просьбе. И, кстати, давно уже существуют совершенно бронебойные таблетки от укачивания. Мне они, к счастью, без надобности уже лет 40, тошнит меня только с сильного перепою, но я наблюдал надёжность действия этих таблеток на натурах утончённых и весьма подверженных морской болезни.
Однако вспоминается, как в одном из ранне-детских моих полётов (на гремучем и весьма болтаемом винтовом ИЛ-18) я всю дорогу прекрасно себя чувствовал, с аппетитом кушал, любовался пейзажем в иллюминаторе, в общем, наслаждался жизнью. Но взрослые, они такие... странные люди... Моей родной маме казалось, что ребёнок в самолёте не может ощущать себя так же замечательно, как и на земле. Время от времени мама с разной степени тревоги и недоверия спрашивала, правда ли у меня всё хорошо, и не надо ли мне воспользоваться тем самым волшебным непромокаемо-бумажным мешочком. Я стоически отказывался. Самолёт совершил мягкую посадку, нас пригласили к выходу, я вместе со всеми резко подхватился и… Настойчивые заклинания родительницы, наконец, подействовали. Хорошо, что первый позыв был не самым безудержным, а мешочек (на всякий таки случай!) оказался у предусмотрительной мамы под рукой. Нечто подобное произошло с моей первой женой в первом же полёте по маршруту Москва-Тель-Авив. Вот её-то укачивало безбожно, везде и всюду, на земле, на воде и в воздухе. Ну, я могу ещё понять прогулочную яхту на слегка волнующемся море, заднее сиденье автобуса на далеко не идеальной трассе Воронеж-Елец, но ИЛ-86! Спокойный и плавный, как слон, в том числе при взлёте и посадке в не слишком штормовых условиях. Мне казалось, что ничего не должно случиться, даже с учётом тогдашнего отсутствия в России таблеток «антиблевотина». Жена стоически терпела весь полёт, разумеется, не притронувшись к поданному «рациону питания» (именно так частенько именовалась кормёжка в компании «Кавминводыавиа»). Рейс проходил прекрасно, в штатном режиме, настолько спокойно, что даже сын заскучал (см. главу «То взлёт, то посадка»). Жене скучать было некогда, она боролась с собой. И почти справилась, хотя пару раз явственно бледнела и начинала напряжённо дышать. И вот когда уже всё худшее, казалось, было позади, и самолёт очень даже аккуратно приземлился в аэропорту Бен-Гурион, вот тут-то и случилось страшное! Я, в отличие от моей мамы много лет назад, успел расслабиться, посчитав, что дело сделано. Мешочек, однако, случился неподалёку, и от крупных неприятностей нас всё же спас. Но больше всего помогли правильно подобранные слова: «Я, конечно, подозревал, что ты не очень любишь Израиль, – сказал я, – но такая бурная реакция уже при первом касании Земли Обетованной кажется мне чрезмерной!» Жена рассмеялась, и позывы прекратились почти мгновенно… Летальное детство 1. Весёлые картинки Странно всё-таки устроены люди. В смысле своих гендерных предпочтений. Если нет никаких отклонений, то девочек с самого цыплячьего возраста интересуют куклы, шмотки и цацки, мальчиков – пистолетики и машинки. Точнее, оружие и всевозможная техника. Какая б ни была кроха, а сбить её с пути истинного ни за что не получится. Вот сын у меня ещё говорить толком не умел, а интересовался именно тем, чем положено пацанам – техникой. И чем крупнее была техника, тем больше его интересовала. Скажем, никакой небольшой автомобильчик (будь то горбатый «Запор», «Хёндай Гетц», а пусть даже и «Порше») рядом не стоял в его глазах с трактором «Беларусь». От грейдера парень впадал в экстаз, а однажды увидевши «Кировец», вообще полночи уснуть не мог – только и лепетал в сладостном забвении: «Гагах! А-хх-а… Гагах!». «Гагах» – на его тогдашнем языке означал именно «трактор». А потом сын увидел ещё и передвижной кран (кажется, на шасси от «КрАЗа») – и это был очередной культурологический шок, и очередной пароксизм восторга: «Ках! А-хх-а… Ках!» Впрочем, под категорию «каха-крана» попала до кучи и пожарная машина с раздвинутой лестницей. Однако я отвлёкся. Не помню, чтобы меня до такой степени интересовали краны-тракторы-автомобили, а вот самолёты – точно. Причём, именно пассажирские, а не военные. К военным крылатым машинам я, пацифист с детских лет, явно дышал спокойно. А посему одним из лучших подарков в детстве (или даже в отрочестве?) для меня стал набор открыток с фотографиями пассажирских самолётов. Большая часть картинок, разумеется, была посвящена отечественным аппаратам, начиная чуть ли не с «Максима Горького», но имелось в наборе и штук пять изображений лайнеров, изготовленных за рубежом. Конечно же, я (не только пацифист, но и патриот!) ко всяким там «Каравеллам», «Дугласам» и «Боингам» относился с лёгким презрениям, хотя и не мог не заметить, насколько тот же ИЛ-14 похож на своего американского прародителя. Среди прочих в наборе (если б он, конечно, сохранился) одна картинка могла стать натуральным филокартическим раритетом. На ней был изображён ИЛ-86, который только проектировался и планировался к выходу на регулярные авиалинии примерно одновременно с построением коммунизма в одной, отдельно взятой стране – в далеко впереди стоящем тогда 1980-м году. У будущего крупнейшего в СССР авиалайнера угадывался его истинный китообразный профиль, гренадёрская стать и 4 мотора…, расположенных не под крыльями, а по бокам в хвостовой части фюзеляжа – так же, как у ИЛ-62, считавшегося флагманом отечественного воздушного пассажирского флота. Впоследствии наши авиационные «левши» решили таки не переть поперёк мировой конструкторской мысли и привесили «86-му Ильюшину» двигатели под крылья на пилонах – как у всех современных дальнемагистральных лайнеров. ИЛ-86 при всей его внушительности получился довольно противоречивым – удобным для пассажиров и экипажа (просторен и комфортен, надёжен и прост в управлении), но незадачлив с точки зрения экономики и бюрократии. ИЛ-86 жрал много топлива, не слишком далеко летал и не проходил ни по каким международным канонам по уровню шума и вредных выбросов в атмосферу. Поэтому к середине 2000-х годов почти исчез из употребления. Вообще-то это странно. Совершенно очевидно, что ВСЕ проблемы самолёта – в устаревших двигателях, придуманных и изготовленных когда-то по лекалам советского военпрома. Который, как известно, на такие мелочи, как экология или повышенный расход горючего внимания не обращал. Мощность достаточна? Надёжность высока? Так что ж вам, хоронякам, ещё надобно? Вот и получалось, что через океан (в Штаты или Канаду) ИЛ-86 приходилось тащиться с двумя «подскоками» – в ирландском Шенноне и в Гандере, что на канадском острове Ньюфаундленд. Это, конечно же, неразумно – мало того, что дополнительные взлёты-посадки никого не расслабляют и не радуют (кроме тех, кто за немалые деньги обслуживает самолёт в промежуточных аэропортах). К тому же маршрут Москва-Шеннон-Гандер-Нью-Йорк значительно протяжённее, чем современная трасса Москва-Мурманск-Гренландия-Нью-Йорк. Достаточно провести пальчиком по глобусу… Одно непонятно: почему не додумались (?) использовать всю остальную, весьма удачную, конструкцию ИЛ-86, поставив на аппарат современные движки? Пусть даже и иностранного производства – получился бы замечательный самолёт. Неужели нельзя было их (конструкцию и новые двигатели) совместить? Вон Боинг-737, бренду которого изрядно за 40, летает уже в 8-й или 9-й модификации (Боинг-737-800). От своего прародителя этот вариант отличается примерно так же, как футбол начала 20-го века от футбола начала 21-го. То есть всем, кроме названия игры, поля и мяча. Кстати, ИЛ-96, при изготовлении которого, похоже, так и поступили (внешний вид этого самолёта мало чем отличается от ИЛ-86, не считая задранных по современным веяниям кончиков крыльев), летает далеко и канонам нового века вроде соответствует. Но, видно, что-то в нём всё-таки не так – иначе на лайнерах этого типа путешествовал ещё кто-нибудь помимо президента России. 2. Крейсерская скорость нечистой силы …А те детские картинки с самолётами я мог рассматривать часами, и основные характеристики машин знал наизусть: количество пассажиров, дальность полёта, размах крыльев, длина фюзеляжа – эти цифры отскакивали у меня от зубов, даже если кто-нибудь вдруг решился бы разбудить меня среди ночи, чтобы узнать столь важные и срочные сведения. И особенно я «тащился» от термина «крейсерская скорость» – чудилось в этих двух словах что-то монументально-волшебное. Я настолько был погружён в данную область, что один раз задал бабушке совершенно животрепещущий вопрос – а с какой «крейсерской скоростью» летает Баба Яга в ступе. Моя родная бабушка не просто оторопела, а даже слегка засмущалась, потому что этот феноменальный вопрос я придумал и озвучил (естественно, с громкой детской непосредственностью) в электричке. Народ вокруг очень посмеялся. Но! Нашлись и настоящие энтузиасты (подозреваю, такие же любители техники в детстве) – то ли студенты, то ли молодые специалисты с высшим техническим образованием, которые решили нетривиальную задачу, пусть и не совсем точно. Ребята, посовещавшись, сообщили, что для вычисления скорости ступы с водителем
женского полу не хватает данных, а вот скорость нечистой силы (а конкретно –
чёрта с седоком на спине) определить можно. На основании знаменитого
произведения Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки». Ну, помните, летал
кузнец Вакула верхом на чёрте из своего украинского селения в Питер за
черевичками для любимой. И вроде как в первоисточнике даже указано, сколько
времени занял полёт. И зная примерное расстояние от Полтавы до Ленинграда,
получается, что скорость чёрта вполне соответствовала скорости современного
реактивного лайнера. Где-то 700-
3. Городские самолёты В середине 70-х я был пытливым школьником средних классов, учился в Архангельске, а каникулы проводил в Москве, у бабушки. Ну да, у кого-то бабушка в деревне, у меня всё наоборот – в столице… Во время посещения Москвы у провинциального школяра имелась обязательная культурная программа: а) посетить Музей Вооружённых сил (пацанам не надо объяснять, насколько там классно, девчонки всё одно не поймут); б) посетить ВДНХ (парк, аттракционы, вкусное мороженое и куча познавательных павильонов, вплоть до какой-нибудь животноводческой экспозиции); в) посетить универмаг «Москва», что на Ленинском проспекте (там процветал совершенно умопомрачительный отдел, торгующий значками, которые я тогда собирал). Четвёртый пункт был факультативным – сходить на футбол. За школьную десятилетку он мне удался всего лишь раза два: меня интересовала конкретная команда – московское «Торпедо», а оно, как на грех, в те дни, что я гостил в Москве, ошивалось где-то на выездах. Сначала явный приоритет был у Музея ВС, но когда я попросился в него раз примерно в восьмой, все мои близкие родственники (мама, папа, бабушка, тётя) отказались наотрез – их, в отличие от меня, от этого музея уже тошнило. Поездки в универмаг мне гарантировались только при выделении получаса для взрослого сопровождающего – они в «Москве» имели таки свои интересы. А ВДНХ меня особо привлёк примерно на 3-й раз. В одно прекрасное лето на выставке объявились два НАСТОЯЩИХ самолёта. Какой был второй, не помню, а один – точно ЯК-42. Этот лайнер ещё не появился на регулярных линиях и тем был особенно интересен. Самолёты стояли не просто так, а работали чем-то вроде аттракционов – в них можно было зайти, поглазеть на пилотскую кабину, ознакомиться с местом работы бортпроводников, пройтись по салону и даже посидеть в креслах. При каждом самолёте была девушка-гид, разумеется, облачённая в лётную форму стюардессы. ЯК-42 привлекал ещё и тем, что вход в него осуществлялся нестандартно – через «попу», что вообще большая редкость для крупных пассажирских лайнеров. В первый визит на ВДНХ за экскурсию по самолёту денег не брали, и я прошёл по нему раза четыре. Даже после этого был с трудом уведён бабушкой, и то только под обещание ещё раз покататься на автодроме. (К слову: на самых популярных аттракционах – автодроме и картинговом кольце, очереди, состоящие, разумеется, в основном из приезжих, по протяжённости и склочности не уступали очередям в продуктовых магазинах родного Архангельска. Что говорит, во-первых, о том, что народу в те времена не хватало не только хлеба, но и зрелищ, а во-вторых, что тяга к автомобилизации у любых слоёв и возрастов народонаселения явственно прослеживалась даже в самые трудные годы…). На следующий год я (кто бы сомневался!) опять попросился на ВДНХ в первую очередь из-за самолётов. Они, вопреки сомнениям моих домочадцев, оказались на месте. Но! Проход по самолётам теперь стал платным, да ещё за каждый в отдельности. И поскольку меня в тот раз сопровождала мама (а с ней не забалуешь!) пришлось ограничиться лишь одной прогулкой, и то лишь по ЯК-42. И почему-то она показалась мне гораздо менее романтической. То ли из-за платности процедуры, то ли я на целый год повзрослел… Существенно позже, несколько лет спустя, я вдруг озадачился вопросом, а как, собственно, попали на ВДНХ эти самолёты? – отнюдь не маленькие и вряд ли способные самостоятельно кататься по городским улицам (вопреки столь популярной в те же годы комедии Рязанова «Невероятные приключения итальянцев в России»). Ведь в процессе прогулок по «выставочным» лайнерам у меня никаких сомнений не закрадывалось – наличие взлётной полосы на заднем дворе столь могучей организации, как ВДНХ, само собой подразумевалось.
Тот самый ЯК-42 на ВДНХ
Вторым «городским самолётом» из моего
детства был, оказывается, ТУ-154. Вот что с ним сделали в наши дни. Улететь он
никуда не смог. (фотография сделана
lj-пользователем __sehnsucht__ ) 3. Нападение злого дракона на маленького мальчика Собственно полётных воспоминаний из детства сохранилось не слишком много, что понятно, зато те, что остались, заслуживают письменного изложения. Настолько они выдались яркими и с высоты прожитых лет забавными. Начнём с земли. Это случилось... Чёрт его знает где... По всей видимости, в Челябинске, куда мне с родителями приходилось летать в годах этак с 64-го по 67-й. Город могу вычислить только логическим путём, а вот конкретное место указать – запросто. Аэропорт. Шустрый пацан глубоко дошкольного возраста лазит, пусть даже и под присмотром родителей, где ни попадя. Да и порядки в аэропортах в те наивные времена были не чета нынешним – гораздо более демократичными. Короче, в очередной раз на секунду вырвавшись из-под неусыпного надзора взрослых, я открыл очередную дверь и вдруг оказался… Нет, не в сказке, а практически на лётном поле. До него было примерно десяток метров – неширокая площадка перед рядом больших деревянных дверей и пяток ступенек вниз, прямо к аэродромному бетону. Хоть сказка благодаря самолётам и аэродромам давно стала былью, красота моему взору открылась неописуемая – просторное поле, рулевые дорожки, прекрасные белые крылатые машины вдали... Я как заворожённый оглядывал всё это богатство. Куда глядели в этот момент мои родители, не говоря уже о сотрудниках аэропорта, мне неведомо. Признаться, я о них в тот момент не думал. Я жадно внимал новым впечатлениям. Тем временем один из самолётов передумал стоять вдали и решил подъехать ко мне поближе. На самом деле, он только что приземлился и рулил на стоянку в непосредственной близости от здания аэропорта, чтобы высадить счастливо добравшихся до места назначения пассажиров. Но я-то этого не знал! Мне показалось, что ревущее чудище засекло нарушителя правил поведения в аэропорту и движется в нужном направлении, чтобы покарать безответственного шалуна. Самолёт неотвратимо надвигался прямо на меня, покачивая крыльями, угрожающе блестя радужными кругами пропеллеров и не переставая грохотать. И чем ближе он надвигался, чем невыносимей становился грохот. До самолёта было уже буквально рукой подать, а он всё ехал! В полнейшей панике я метнулся обратно – но к моему ещё большему ужасу громадные, тяжёлые деревянные двери не открывались! Если честно, то, скорее всего, я бился не в те двери, в которые вошёл, а в соседние (как водится, запертые). Это ж очень характерно для всего человечества, а особенно для нашей родной страны – сделают десяток дверей, а открывают одну. Почему-то кажется, что так будет больше порядка... Трудно сказать, пугался ли я когда-нибудь сильнее, чем в тот раз. Удивительно, но обошлось без тяжёлых последствий, типа заикания на всю жизнь и даже без мокрых штанишек. Вот только я не помню, что меня, в конце концов, спасло – то ли нашлись открытые двери, то ли спохватились и пришли мне на помощь родители, то ли самолёт остановился, выключил двигатели и превратился из ужасного злого дракона в неподвижного добродушного бегемота. Но с тех пор я особенно не любил АН-24 (именно этот тип воздушного судна на меня покушался). Впрочем, любить его вообще не за что – медленный, тесный, очень звонкий внутри, сильно трясущийся в полёте агрегат. Удивительно, что АН-24 до сих используется для пассажирских перевозок, несмотря на то, что возраст самой конструкции уже перевалил за полсотни лет... 4. Воздушная санитарная зона или пленённый в сортире Став чуть постарше, я опять испытал стресс посредством этого дурацкого АН-24. Справедливости ради стоит сказать, что по большому счёту техника здесь была не причём, в дело вмешался пресловутый человеческий фактор. Направлялись мы опять-таки не помню куда (очень вероятно, что в Питер из Архангельска или наоборот), не помню когда (скорее всего, в начале 70-х), но точно с мамой. Сам полёт проходил совершенно нормально, и ближе к его завершению (может быть, даже объявили уже, что «самолёт приступил к снижению») я захотел в туалет. Ничего необычного, правда? В туалет я, как «большой мальчик», направился самостоятельно, без провожатых. Вошёл в кабинку без проблем, задержался там не слишком надолго (по-маленькому), а выйти – не смог! Вот ведь, блин... Уж и не знаю, что случилось. То ли просто стюардесса так тщательно прислонилась к двери, что моих невеликих детских сил не хватило даже для того, чтобы она почувствовала шевеление за своей спиной. То ли что-то не сработало в замке заведения. То ли, как это водится у нас, после некоего времени «ч» (в поездах при въезде в санитарную зону, в самолётах – после объявления о начале посадки) сортир бдительно заперли снаружи. В современных лайнерах, насколько мне известно, подобное варварство не практикуется, а тогда – могло быть запросто. Ломиться наружу я постеснялся. Я вообще стеснительный. Не только в детстве – до сих пор... Я сел на толчок и принялся ждать, чем дело кончится. Оно кончилось вмешательством мамы. Не скажу, что мгновенным, но вполне своевременным. До приземления она ждать не стала, а отправилась на поиски неизвестно куда пропавшего чада. Куда бы оно (чадо) могло деться с подводной лодки, пардон, летящего самолёта?! Но как мама потом не раз вспоминала, чувства у неё народились нехорошие, особенно когда эти балбесихи-стюардессы заявили, что не видели никакого мальчика, заходящего в туалет. Слава богу, никто не стал возражать против того, чтобы по просьбе неугомонной мамаши проверить, есть кто-нибудь за закрытой дверью кабинки. Оказалось – есть! И несчастного узника сортира воссоединили со счастливой матерью. А ещё мне запомнилось, как страстно извинялась перед нами стюардесса – вот почему я до сих пор склоняюсь к мысли, что туалет таки заперли. Для порядку... Туалетный хит-парад Не с тех ли пор я стал небезразличен к самолётным туалетам? Детские переживания, как известно, нередко приводят к всяческим отклонениям… Поход в воздушный сортир превратился для меня не просто в необходимый физиологический акт, а в некую познавательную экскурсию, позволяющую к тому же более разнообразно провести время. Самолётные туалеты – они такие разные! Роднит их разве что принцип расположения – как правило, в хвосте самолёта. В лайнерах побольше бывают кабинки в передней и средней частях фюзеляжа. Раньше их тоже нередко доводилось посещать, как наиболее близкие к месту сидения, однако, в современных самолётах туалеты, расположенные ближе к пилотской кабине – прерогатива и компетенция пассажиров первого и бизнес-классов. Об этих небожителях у большинства нормальных граждан представления смутные. Переходящие в классовую неприязнь. Как известно, стоимость полёта в салонах для избранных в разы дороже, чем проезд в народном (экономическом) классе. Но о первых классах, равно как о знаменитостях, вынужденных делить со мной один самолёт – в отдельных главах. А пока, о бренном, т.е., о самолётных сортирах.
Пожалуй, на первое место в хит-параде воздушных туалетов я поставлю заведение в ТУ-134. В последнее время редко летаю на этом аппарате, не помню точно, сколько там кабинок – одна или две. Но зато туалет снабжён иллюминатором, и в него во время полёта, как правило, ярко светит солнце – на крейсерской высоте облаков-то почти не бывает! Туалет, как известно, царство искусственного и не слишком живого света, а вот в заведении самолёта ТУ-134 обстановка весёлая и праздничная, даже просто зайдя внутрь, уже улучшаешь себе настроение. А если задуманное удастся – то вообще счастью нет предела. Очень неплохи туалеты в ИЛ-86. Не столько качеством, сколько количеством – в этом аэробусе практически не бывает очередей и есть где потусоваться, не мешая сидящим на задних рядах пассажирам, если вдруг придётся подождать своей очереди. В хвосте салона перед 6 туалетными дверцами распланирована целая площадь. Раньше, когда было можно, там ещё и курили, что лично меня, на дух не переносящего табачный дым, очень не радовало. Как-то раз в голову мне пришло сделать небольшой расчёт. ТУ-154 советской модификации (то есть без всяких извращённых делений на классы) вмещал в себя в среднем 160 пассажиров. Туалетов в самолёте было 3, или по одной кабинке на каждые 53 целых и 33 сотых землекопа, ака, пассажира. ИЛ-86 брал на борт 350 человек, а кабинок в нём было 8 (две в носу, шесть – в хвосте). Итого в виртуальной очереди одновременно могло томиться не более 43,75 пассажира. Разница налицо и понятно, в чью пользу. И вообще довольно сложно представить себе самолёт, перевозящий 40 и менее пассажиров. Очевидный пример, пожалуй, только ЯК-40 (там вроде как 36 мест). Я не беру во внимание какой-нибудь АН-2. Хотя я на нём не летал, но почему-то полагаю, что сортиром этот агрегат не оборудован. Так что из всех лайнеров российского производства с точки зрения оснащённости туалетами ИЛ-86 – вне конкуренции! Но и на старуху бывает проруха (так звучит народный вариант научного утверждения, что нет правил без исключений). Однажды и в ИЛ-86 образовалась серьёзная проблема с туалетами. Это было сравнительно недавно, в 2004 году. Летели мы из Домодедово в Тунис, на традиционный для российского среднего класса заграничный отдых. А посему, во-первых, ИЛ-86 был не рейсовый, а чартерный. Для пущей экономии ряды в нём сдвинули так тесно, что даже у меня (человека далеко не богатырской конфигурации) коленки беззастенчиво упирались во впереди стоящее кресло. А значит, благодаря компактной компоновке самолёт вмещал гораздо больше народу, рядов этак на 7-8, а это, извините, от 63 до 72 рыл. И данный, не слишком лицеприятный термин, я употребил не зря. Славная компания «Красноярские авиалинии» задержала старт своего чартера на 4,5 часа. За это время истомились и нарушили сухой закон даже самые выдержанные пассажиры, а менее терпеливые успели не просто употребить, а как следует расслабиться задолго ДО посадки в самолёт. Да и в самолёте в то время добавлять никому не возбранялось, и лица многих пассажиров стремительно превращались в рыла. Расслабленный человек, как известно, гораздо чаще посещает туалет, особенно, если среди ингредиентов выпитого случалось (а оно таки случалось и нередко, и немало!) пиво. Расслабленный человек гораздо менее аккуратен, да к тому же туалет использует не только для опорожнения организма посредством стандартных физиологических отверстий, но и через ту дырку, в которую некоторое время назад заливал алкогольсодержащее добро. Также напомню, что и пассажиров, и рыл в чартере было заметно больше традиционного количества. Так что даже многочисленные туалеты ИЛ-86 нагрузки не выдержали – к концу полёта в большинство из них было просто противно зайти. Описывать, что там творилось (в унитазе, раковине и на полу) не стоит – каждый, думаю, догадается сам.
Вполне приемлемые по размерам и, естественно,
оборудованию, туалеты в крупных лайнерах иностранного производства (А-310,
Б-767 и т.д.), но настоящий размах и роскошь, пожалуй, можно наблюдать только
в Боинге-747 – там просто настолько много места, что даже на туалетах
экономить нет смысла. А вот прямой противоположностью «джамбо» является
небольшой региональный самолётик канадского производства Bombardier CRJ-200,
на котором мне пришлось летать первый раз на его исторической родине в 2000-м
году, а совсем недавно эти игрушечные машинки стали обслуживать одну из
«моих» трасс – Москва-Нальчик. Аппарат не просто маленький, а по-настоящему
тесный. Человек ростом от Ну и упомяну ещё один случай со знаком минус. Нашёлся таки самолётный туалет, который благодаря своей удивительной конструкции нанёс мне довольно серьёзную травму. Вообще-то я достаточно ловкий и аккуратный тип – спотыкаюсь и, тем более, падаю довольно редко, посуду почти не бью, ножами и битыми стёклами режусь крайне редко, за контакты под напряжением и раскалённые предметы хватаюсь раз в 20 лет… А тут поди ж ты! Самолёт – ТУ-204, первая нечаянная гордость российского авиапрома – электроника воронежская, двигатели пермские, фюзеляж и (соответственно) сортиры из Ульяновска. Дверь ульяновских сортиров складывается при открывании/закрывании гармошкой и снабжена на изломе металлической полосой. Жёсткой и с довольно острыми краями. Так вот – закрывая дверь не посредством предназначенной специально для этого ручки (а многие ли поступают столь педантично? – просто толкнули дверь не глядя и пошли) можно пальцем, как правило, большим, попасть между панелью двери и этой самой металлической полосой. Меня данная полоса «всего лишь» слегка ущипнула за подушечку большого пальца правой руки. Но этого хватило, чтобы срезать лоскут кожи, даже с небольшим слоем мясца, размером с 50-копеечную монету. Ой, больно!.. А заживало-то как долго! И, опять же, правая рука – толком не то что рюмку не поднимешь, а даже ложку да ручку-самописку! Короче, берегитесь ульяновских летающих сортиров! Отдельно хочется вспомнить незлым тихим словом почившие, к счастью, в бозе (бывает же так: почившие и – к счастью!) туалеты минераловодского аэропорта… Никакие бранные эпитеты не покажутся лишними. Люди постарше меня поймут: сравнить те сортиры можно было разве что с другими общественными южными аналогами где-нибудь на бойких путевых перекрёстках или на задворках сельских автостанций. Описывать я их не буду – как вспомню, до сих пор противно. В начале 90-х в аэропорту появился второй туалет, платный. Он был почище, но всё равно ходить в него не хотелось. Посетить же бесплатный можно было себя уломать только в случае КРАЙНЕЙ нужды – в прямом и переносном смысле. Но, как ни странно, именно платный туалет в конце концов проиграл в конкурентной борьбе и закрылся… Нынешние аэропортовские туалеты и в Москве, и, надо отдать им должное, в южных городах смотрятся как Дворцы бракосочетаний по сравнению со своими далёкими предками. И, слава богу! – где-то я прочитал или услышал мудрую мысль: уровень цивилизованности страны определяется чистотой её общественных туалетов. Так что в этом смысле мы сделали гигантский скачок вперёд. Хотя бы на территориях аэропортов. Приквел тошноты и
туалета 1. Претенденты на лауреатство Как-то так получается в моём повествовании, что эта тема расположилась вслед главам о «воздушно-морской болезни» и о «туалетном хит-параде». Хотя по жизни всё получается обычно в строго обратном порядке. Думаю, вы догадались, что речь пойдёт о еде. О самолётной кормёжке. Сама идея заслуживает, на мой взгляд, то ли Нобелевской премии, то ли «Оскара». Говорят, что кормить людей стали чуть ли ни на самых первых регулярных пассажирских рейсах, в 1919 году. То ли для того, чтобы показать, что уровень сервиса в воздухе ничуть не хуже, чем на рельсах или на воде, то ли для того, чтобы чем-то занять пассажиров и хоть как-то отвлечь их от ужасов дебютных полётов. Но в любом случае, стюардессы с подносами и тележками – неотъемлемая часть практически каждого рейса. Первая же стюардесса, как свидетельствует всеведущий интернет, появилась в авиакомпании United Airlines, существующей и поныне. Именно эта компания стала первопроходцем в предложении пассажирам горячих обедов. По большому счёту, особенно в коротких полётах, можно вообще обойтись без обслуживающего персонала в салоне. Он (персонал) нужен там, скорее, для поддержания порядка и координации ситуации. Но если уж загрузили специально обученных людей в салон, то и их тоже, как и пассажиров, надо чем-то занять, а не возить дополнительным бесполезным грузом. 2. Начало. Кому пососать? Короче, ещё до взлёта бортпроводники уже что-то предлагают гостям салона. Как правило, это конфеты-сосучки. Возникновение традиции, в общем, понятно и обоснованно. Когда-то самолёты летали так, что уши закладывало. Да и мутило многих пассажиров – будь здоров… Леденцы с пронзительным кисло-сладким вкусом действительно несколько облагораживали неприятные ощущения. Сейчас самолётная болтанка, способная вызвать морскую болезнь – ситуация форс-мажорная. Когда изрядно трясёт громадный реактивный лайнер, внутри его иной раз вообще не до конфеток. О вечном начинают думать не только не слишком полетавшие пассажиры, но и опытные бортпроводники. А вот уши, бывает, закладывает, хотя современные самолёты научились во многом смягчать эти явления. Хуже всего приходится тем, у кого не в порядке носоглотка или проблемы с внутренними ушами – вот тогда перепады давления весьма болезненно отражаются на неправильно функционирующих органах. И конфетки получаются весьма кстати. Если не помогут полностью разблокировать уши, так хоть немного отвлекут и развлекут. К сожалению, не везде сохранилась кисленькая карамелька с говорящим названием «Взлётная». Уж и не знаю, что первично – моя любовь к пассажирскому авиатранспорту, в результате чего «Взлётная» до сих пор остаётся одной из предпочитаемых мною конфет, то ли наоборот – вкус «Взлётной» примирил меня с путешествиями по воздуху. Я обычно беру три-четыре леденечика. Хотелось бы и больше, да как-то неудобно. В какой-то момент «Взлётные» исчезли почти повсеместно, а взамен предлагались какие-нибудь «барбариски», «стёклышки» и иногда даже мятные карамельки, которые я на дух не перевариваю. Одно время на рейсах Москва-Нальчик и вовсе ударились в изыски – подавали недешёвые конфетки «два в одном»: сливки с вишнёвым, лимонным, яблочным леденцом. Но та лафа кончилась вместе с исчезновением нальчикской компании «Эльбрус-авиа». Заменившая её саратовская наследница предлагает едва ли ни самый ненавязчивый среди современных авиаперевозчиков сервис. В частности, конфетками угощает, дай бог, на каждом третьем рейсе. Экономит, видать. Зато наиболее часто летающая сейчас в Минводы «Ютэйр» балует своих клиентов «Взлётными» аж два раза – перед, как полагается, взлётом и перед посадкой. 3. Продолжение. Попить не желаете? После «взлётных» и взлёта проходит минут 20-30, и бортпроводники снова появляются в салоне. На этот раз с предложением попить-освежиться. Это самая устойчивая авиа традиция вне зависимости от времени, страны и продолжительности полёта. Пить дают всегда и везде, даже в самых критических ситуациях находится хоть какой-то вариант (см. далее главу «…вода из-под крана»). А вот разброс в предложениях может быть гигантский. От простейшей, ничем не замутнённой водички (и всё!), до богатого выбора из 5 соков, 6 газировок, изысканной и дорогущей «Перрье» и даже напитков, содержащих градусы. В скобках замечу – речь идёт об исключительно бесплатной раздаче пития. За деньги в современных самолётах можно приобрести хоть чёрта лысого. Томатного сока иной раз на весь салон не хватает, а вот напоить водкой или коньяком могут за их деньги всех желающих. Опять же сделаю антирекламу компании «СарАвиа» – предлагают одну воду без газа и пару типов газировки. Все напитки – сомнительного, деревенского происхождения, больше всего напоминающие ассортимент полузаброшенного сельпо середины 70-х годов прошлого века.
Разносят попить. Ассортимент –
удовлетворительный. Рейс Париж-Москва, 2004 г. Компания – не хухры-мухры, а
сам «Эйр Франс». Стюардесса – француженка. Говорят, они красивые… Очень мне нравилось в этом смысле летать на компании «Кавминводыавиа». Минераловодские авиаторы не жадились даже на вино – вполне себе приличные образцы молодых сухих и полусухих изделий Прасковейского винзавода. Относительно других авиакомпаний такими подробностями не побалую – и опыт невелик, и единичные полёты хуже запоминаются, особенно, если не случилось (к счастью!) ничего сверхординарного. То же самое можно сказать и про рейсы полностью или частично заграничные, какими бы компаниями они не выполнялись. Ну, наверное, за рубежом больше ударяют по транснациональным фирмам типа J7 или Coca-Cola, зато вряд ли встретишь газированные напитки «Буратино» и «Дюшес» – интенсивно жёлтого цвета и с запахом туалетного освежителя. Каковы они на вкус, утверждать не берусь – давненько не злоупотреблял… 4. Чистота – залог аппетита ЭТО непосредственно к еде и питью не относится, внутрь не потребляется. Но без ЭТОГО питаться как-то… неудобно, что ли… Речь идёт о салфетках. Редко кто в самолёт садится с идеально чистыми руками, а мыть их всем пассажирам перед едой – никакого времени полёта может не хватить. Когда-то давно салфетки были исключительно простыми, бумажными. Такие, собственно, и сейчас предлагают – внутри пакетика с одноразовыми вилкой-ложкой-ножом или в качестве подставки под стаканчик сока. Но сухой салфеткой тоже стерильной чистоты не добьёшься. На загранрейсах, что в Аэрофлоте, что в приличных иностранных компаниях, высшим шиком служила подаваемая перед обедом изящным пинцетом из специальной, попыхивающей паром металлической тары горячая влажная и чем-то умащенная салфетка. Утереться ею бывало исключительно приятно. Но бывало, что стюардессы перебарщивали со степенью прогрева. Ой… Может поэтому, а может, по исключительно экономико-организационным соображениям изобрели прохладные влажные пропитанные дезинфицирующим раствором салфетки, упакованные в герметичный пакетик. Вещь действительно удобная и практичная, даже вне самолёта. Настолько, что её хочется иной раз сэкономить. Что я время от времени и делаю. Пакетики с этими салфетками валяются у меня дома, на работе, в рабочей сумке и регулярно выручают в критических ситуациях. А однажды в моём самолёте (естественно, в ЯК-42 и на маршруте Москва-Нальчик) в туалете не оказалось воды… Зато на раковине большой кучей лежали те самые салфеточки. Ну конечно же, я не удержался позаимствовать с десяток. Хотя бы в качестве моральной компенсации за уровень сервиса.
Вот оно – богатство, накопленное за долгие
годы полётов. P.S. Вот что забавно. Обратите внимание на верхний ряд салфеток. На той, что слева – профиль самолёта Боинг-747. Салфетка посконно-российского производства. Причём тех лет, когда Б-747 в России видели в лучшем случае в видеофильмах с Брюсом Уиллисом. Ничуть не лучше ситуация с той салфеткой, что справа – там тоже Боинг, думаю, что 757-й. Он и сейчас-то в России – редкая птица, а под флагом компании «Кавминводы-авиа» (безвременно и не по своей воле ушедшей из жизни) не летал никогда. Но это уже совсем другая история… 5. Кульминация. Рыба, курица, сосиски? Вопрос, вынесенный в заголовок, вполне традиционен для 2-часового рейса компании «Ютэйр» по маршруту Москва-Минводы. Между прочим, именно продолжительность в два часа являлась в советское время своеобразным Рубиконом. Рейс короче – дают только водичку, длиннее – покормят. Столь жёсткая конструкция (вообще характерная для советского строя) нередко приводила к проблемам и конфликтам на рейсах пограничной протяжённости. Ну, представьте – по расписанию продолжительность полёта всё по той же трассе Москва-Минводы один час пятьдесят минут. А тут вдруг встречный ветер, и – плюс лишних 10-15 минут в воздухе. Или – в Минводах уже после вылета из Москвы сгустился такой туман, что требуется три-четыре захода на посадку, а то и вовсе визит на запасной аэропорт (а это уже более получаса в качестве бонуса). Или – во Внуково чистка полосы или нашествие вип-борта, и вокруг аэропорта в ожидании своей очереди летают целые эскадрильи, а ваш номер – восьмой. Все три варианта, кстати, абсолютно из личного опыта. Короче летаете вы больше двух часов, а вас по-прежнему не кормят. Как тут не предъявить претензии к авиаторам? Почему, мол, не предусмотрели?! Даже, если это заскоки небесной канцелярии… Может, поэтому, а может, ещё по какой-другой причине дурацкое правило «двух часов» из репертуара авиакомпаний исчезло – и слава богу. Кормят по-разному, но всегда. Увы, но это только в России. И здесь как раз есть повод гордиться страной – хоть в чём-то мы превзошли хвалёных иностранцев! Когда-то, в советское время, всё было как раз наоборот – в пределах отечества в самолётах публику не баловали. А вот самый завалящий полёт за бугор, да хотя бы в Болгарию, превращался в пиршество. Вне зависимости, летел ли ты на родном «Аэрофлоте» или посредством компании страны визита. Особенно в те годы радовали иностранные продукты – не столько вкусом, сколько внешним видом, разнообразием и невиданной в СССР упаковкой. Прошли годы… Помнится, ужасно я был недоволен в 2004 году кормёжкой на маршруте Москва-Рим, выполняемого итальянской «Алиталией». Какой-то чёрствый бутерброд с сыром и плохой кофе на 3,5 часа в воздухе! И правильно, что такие жмоты обанкротились. Совсем хреново кормят в 2000-е годы на рейсах небольшой продолжительности в США и Канаде. Классическое предложение – пакетик арахиса и стакан томатного сока. Даже на маршруте, скажем, Атланта-Альбукерке (это не менее 3-х часов, если мне не изменяет память) рацион не богаче, чем у той же СарАвиа на рейсе Москва-Нальчик. Не слишком порадовал и полёт в Тель-Авив (3:40-3:50 по времени) на израильской компании ИсрАйр в 2011 году. Давали на выбор миску салата или сэндвич с ветчиной. Врать не буду – миска ёмкая, сэндвич внушительный. Но салатиком не всегда даже женщины наедаются, особенно если учесть, что он состоял в основном именно что из салатовых листьев с небольшими вкраплениями оливок и помидорок-черри. Сэндвич по-израильски – это толстая булка и два тоненьких ломтика ветчины с майонезом. Сыра – ни-ни, Тора запрещает. В Тель-Авив мы летели в рядах поближе к началу салона, и сэндвичей нам хватило, а вот на обратном пути задние ряды (и в наших постных лицах тоже) так и остались без вожделенного мясного блюда. Всё сожрали в первых рядах.
«Рацион питания» подошёл к концу. Приступили
к десерту. Угадывается горячее блюдо (рис с мясом), треугольный плавленый
сырок, оставшаяся невостребованной зелень с огурцом. На дальнем плане есть
даже бутылочка белого вина. Это 2003 г., «Трансаэро». Полёт в Тель-Авив.
Кормили сносно. А вот, к примеру, «Ютэйр» в классическом рейсе в Минводы (час пятьдесят) дают горячее! На выбор (см. заголовок главы)! Правда, опять-таки, ближе к концу салона норовят закончиться, то томатный сок, то курица, то кофе. Вот интересно, проводят ли авиакомпании маркетинг, какие в среднем продукты предпочитают пассажиры? Ей-богу не помню, чтобы при прочих равных у бортпроводников заканчивалось горячее блюдо с сосисками или яблочный сок, или чай… Но самый классный корм подавали на рейсах 8-9-летней давности в Екатеринбург. Местные «Уральские Авиалинии» снабжали пассажиров полноценными обедами, осилить которые не каждый был способен даже за 2 с небольшим часа полёта. К обычной пластмассовой таре (колбаса, мясо 2-х сортов, сыр простой и плавленый, салат, пачечки кетчупа, майонеза, горчицы – не на выбор, а в комплекте!) добавляли горячее блюдо полуторных размеров от «ютэйровского», булку, два нормальных куска чёрного хлеба, фрукт, десерт и шоколадку. Ну и все традиционные самолётные напитки у них не заканчивались НИКОГДА! А ещё предлагался алкоголь за деньги. Особенно приятно было возвращаться этим рейсом домой – приезжали сытые, пьяные и чувством выполненного долга перед Родиной и институтом… Времена и нравы Обстановка вокруг
нас меняется стремительно. Раньше на существенные изменения требовались века
(«при мне всё будет, как при бабке» (с)). Потом стало хватать десятилетий,
теперь кардинальные сдвиги, особенно в обслуживающей нас технике, происходят
год от года. Мысль не бог весть какая глубокая и новая, но всё же. Двадцать
пять лет назад 386-й PC робко стучался только в
закрытые двери наиболее продвинутых офисов и лабораторий. Пятнадцать лет
назад мобильный телефон был заморским чудом света и утехой самых новых
русских. Пять лет назад мало кто мог предсказать тотальное нашествие
планшетников и прочих приборчиков, управляемых пальцем по экрану и
извлекающих интернет из воздуха. 1. Из центра – к чёрту на рога Нечто похожее можно наблюдать и в свете тематики данного
произведения. Летать на самолётах стало с одной стороны значительно удобнее,
с другой – в определённом смысле сложнее. Раньше до аэропортов во многих
городах добираться было немногим далее, чем до ж/д вокзалов. Некоторые
заведения находились буквально в центре населённых пунктов. Например – в Казани.
Потом, правда, казанцы спохватились и новый аэропорт построили у чёрта на
рогах – чуть ли не за Между тем, расположение аэропорта далеко за городом означает, что добираться до него становится задачей отдельной и не всегда легко выполнимой. Не только из-за расстояний, но и из-за немыслимых порой автомобильных пробок. В Москве-то уж точно: самый быстрый и надёжный путь из города в любой аэропорт – на поездах авиаэкспрессов. Хочешь гарантировать себя от стрессов и прибыть в строго выбранное время, минут за 30 до окончания регистрации – катись к самолёту на поезде. Что любопытно – за весь свой достаточно богатый опыт авиапутешествий я всего лишь раз опоздал на рейс. Было это более 10 лет назад, и опаздывал я не один, а со всей нашей научной группой, вылетающей в Минводы. Мы поехали на служебно-институтской «газельке» сначала из Троицка за коллегами в Москву, в Чертаново, а потом попытались вернуться во Внуково. Киевское шоссе, тогда ещё двухрядное, стояло мёртво. Съезды на боковые дороги, позволяющие в принципе добраться до аэропорта огородами, тоже были забиты. Сопровождавшая нас помощница завлаба (дама энергичная, как танковый полк в атаке) при помощи уже появившегося в лаборатории мобильника умудрилась дозвониться до дежурного начальника аэропорта. Конечно, вряд ли она чего-нибудь добилась бы, несмотря на все продекларированные по мобильной связи понты по поводу «уникального эксперимента», «строгой привязки к ежемесячному циклу», «ответственности перед иностранными партнёрами», «невозможности переноса процесса ввиду задействования большого и разнопрофильного коллектива» и т. д… Если бы в пробке на Киевском не застряли ¾ всех внуковских пассажиров. По телефону-то нас успокоили, что рейсы, дескать, задерживаются из-за плохой погоды (погода, и впрямь, не шептала – пасмурно, ветрено, низкая облачность и снег с дождём до кучи) – которая послужила в первую очередь причиной пробок на земле, а отнюдь не в небесах. И из разговоров на месте выяснилось, что по аэропорту прошло негласное решение: задерживать ВСЕ рейсы, на которые приходили регистрироваться буквально единичные пассажиры, притом, что билеты были распроданы почти под завязку. В общем, улетели мы тогда вполне спокойно, но на два часа позже. …Стоило мне в письменном виде похвастаться, что никогда не
опаздываю на рейсы, как тут же вступила в действие знаменитая пословица, в
своём наинаивнейшем варианте звучащая, как «вспомни говно – вот и оно!».
Сглазил я, короче. Примерно через две недели после того, как в моём
повествовании появился предыдущий абзац, я отправился в очередную
командировку посредством рейса Внуково-Минводы. Надо сказать, что мало
найдётся столь приятных вариантов добираться от места жительства до
аэропорта. Из Троицка до Внуково ведут две областных дороги, по которым даже
сейчас, как правило, едешь со скоростью в среднем не менее 60 км/час. Хотя
иной раз и в длинной колонне, насчитывающей пару десятков авто. Таким
образом, на маршрут, протяжённостью около Мой компаньон, с которым мы поочерёдно отвозим друг друга
в аэропорт, сразу предложил последовать их примеру. Я, будучи за рулём, не
рискнул ехать задом, а наоборот рискнул двигаться в намеченном направлении –
из области в сторону Москвы до Внуково. Мы проехали ещё с км и встали в пробку.
До окончания регистрации моего рейса оставалось минут 25 и минут 7-10 пути до
регистрационной стойки. Пробка стояла. Причём как-то странно. Правые ряды –
глухо. Два левых кое-как, но ехали. А я-то сдуру впёрся в самые глубины
крайнего правого ряда (по нему действительно поначалу удалось продвинуться
ещё на лишние Слава богу, выбраться из пробки удалось. Через километр стало ясно, что источником беды опять стал человеческий фактор. Борцы за безопасность дорожного движения без объявления войны взяли и перекрыли три правых ряда шоссе, в первую очередь имея в виду не пускать дальше большегрузные автомобили. Тот факт, что в плен при этом попадали ни в чём не повинные легковушки, их (борцов) ни капельки не колыхал. Судя по тому, что стада фур томились на всех боковых съездах (в т.ч. на повороте в сам аэропорт), это была целенаправленная акция. Может, из-за полёта какого-то высокого чина (гори они огнём!), а может из-за какой-нибудь массовой сходки – последствий резко возросшего в конце 2011 года общественного самосознания. Громко и в унисон матерись, мы помчались по опустевшему шоссе в аэропорт. Зарегистрировался я (специально время засёк) ровно за 2 минуты до дэд-лайна. Ну и в очередной раз убедился, что бардак и пренебрежение к собственным гражданам в России процветают везде. Но на земле этого безобразия всё-таки существенно больше, чем в небесах. Но, возвращаясь к местам расположения аэропортов, замечу, что не так уж всё гладко и в хвалёной загранице. Скажем, один из аэропортов Вашингтона (который называется «Нэшнл» и обслуживает местные линии) находится чуть ли не в пределах прямой видимости от Белого дома. Также в центре, но уже Нью-Йорка, располагается весьма крупный аэропорт Ла-Гуардия. И там, в отличие от Нальчика, совершенно не парятся с направлениями взлётов и посадок. Особенно впечатляют посадки: если приземляешься со стороны города, то кажется, что вот-вот снесёшь крыши небоскрёбов. Если летишь с другой стороны (Ла-Гуардия находится на морском полуострове), то полное впечатление, что собираешься приводниться – бетон взлётки появляется под брюхом лайнера, сменяя водную гладь, буквально за пару-тройку секунд до касания колёс земли. Не знаю, что думают о самолётах обитатели тех самых ла-гуардианских небоскрёбов, но вот жители посёлков, находящихся на траверсе крупнейшего нью-йоркского аэропорта им. Кеннеди (он же Джи-Эф-Кей), активно с ними (с самолётами) борются. Подобная борьба, правда, против другого американского «осиного гнезда», описана в знаменитом романе Артура Хэйли «Аэропорт». А мне с моими товарищами на собственном опыте довелось её (эту самозабвенную борьбу) испытать. Ощущение, блин, не из приятных (см. далее главу «То взлёт, то посадка»).
В Эйлате (Израиль) аэропорт в центре города.
Взлётная полоса разрезает город надвое. Справедливости ради стоит сказать,
что другого места там просто нет – кругом, на расстоянии нескольким км,
враждебные арабские страны. Единственное свободное направление – с юга на
север, между добрыми соседями. Но на картинке (шоб ви не волновались!) – не
действующий ближневосточный лайнер, а всего лишь памятник, типа наших ТУ-104
во Внуково и ИЛ-18 в Шереметьево.
А это снимок прямо с пляжа. За спиной и
слева – море. Все самолёты садятся и взлетают (этот – садится) в одном
направлении – от моря на север, в израильскую пустыню Негев. 2. Близок локоть… Следующий пучок проблем – в непосредственных окрестностях аэропорта. Если вас доставляют на машине, то подъезд к зданию аэропорта перекрыт шлагбаумом, минуя который, водители получают талончик из специального автомата. Этот талончик гасится на выезде через такой же автомат со шлагбаумом. Бесплатно на территории аэропорта можно находиться 15 минут. Учитывая длину и узость проездных путей, прилегающих к терминалам, а также любовь российских водителей парковаться, абы где, иногда этих 15 минут не хватает, чтобы высадить пассажиров и ретироваться из «заповедной зоны». А расценки в аэропортах кусачие, и рассчитываются почему-то исходя минимум из получаса – будто нельзя при современной технике сделать оплату поминутной. Говорят, что при каждом аэропорте должны быть бесплатные
стоянки. Наверное, они где-то есть – но лично я, неоднократно не только
летавший, но и отвозивший, провожавший и встречавший, НИ РАЗУ и НИГДЕ ими не
пользовался. В Домодедово есть такая, причём, относительно близко от главного
здания, но свободных мест там сроду не бывает. В остальных московских
аэропортах я эти бесплатные стоянки даже и не искал. Слава богу, сейчас, в
век мобильных телефонов, можно ждать «своих» пассажиров в изрядной
отдалённости от терминала и подъезжать к нему по звонку. Водители во Внуково
паркуются примерно в Однако случается, что человека надо встретить непосредственно в зале прилёта. Нет, например, мобильника (и такое происходит – у прибывающих из-за рубежа) или гость плохо ориентируется в аэропорту. Тогда приходится выбирать – ставить машину на платные места рядом с аэропортом (самолёт задержится, или очередь на паспортном контроле – счётчик между шлагбаумами начинает гнать чувствительную сумму) или бросать тачку где-то в не легитимном месте. Второй вариант чреват самыми разными последствиями – от исчезновения машины посредством эвакуатора до пешей прогулки с вещами длинною в многие сотни метров. Не каждый встречаемый будет рад такому сервису. Я уж не говорю про совсем экстремальные варианты вроде проколотых колёс, если ты случайно поставил своё авто на совсем уж «чужое» место. Из московских аэропортов, в Домодедово машину поблизости в бесплатном месте оставить просто негде. Я и не рисковал никогда – загонял на стоянку и исправно отстёгивал за «сервис». Во Внуково машину можно раньше было оставить напротив аэропорта, буквально через дорогу от терминала. В результате, проезда там практически не оставалось, вся дорога забивалась ожидающими машинами в два, а то и в три (с мигающими аварийками) ряда. Сейчас навели относительный порядок (в смысле – разогнали ожидающих), но про официальную бесплатную стоянку мне опять же ничего не известно. С некоторой долей комфорта можно пристроиться в посёлке, но мест там явно ограниченное количество, да и расстояние до аэропорта может перевалить за километр. В Шереметьево расстояния от дороги, где оставляли встречающие машины, до аэропорта было аналогично невеликим, и, соответственно проблема была только в придорожной толкучке. С введением в строй новых терминалов толкучка в основном исчезла, но не столько из-за лютующих эвакуаторов, сколько из-за хитрых дорожно-архитектурных решений – расстояния от бесплатных обочин до зданий аэропорта выросли многократно. Да ещё и идти приходится по каким-то многоэтажным развязкам, совершенно не предусматривающим пешеходов. Вон даже в Википедии написано: в целом на территории аэропорта тариф на стоянку – 500 руб. в час (нехило, правда?). Но есть специальные многоэтажные паркинги – там всего лишь 100 руб. в час. Но с отдельными билетами, и нигде (кроме одного объявления на самом выезде с аэропорта) никаких объявлений-разъяснений. Резюме той же Википедии: «кидалово чистой воды». А то, что вы не в курсе – сами виноваты. Готовиться надо… Однажды я встречал-провожал даму, прилетевшую из-за рубежа поздним вечером в Домодедово и ранним утром отправлявшуюся в другой город из Шереметьева. Мы приехали в аэропорт часов за шесть до вылета, и загонять машину на платную стоянку рядом с терминалом меня душила жаба. Тем более что я уже потратился в ожидании загранрейса в Домодедово. Стояла глухая предновогодня ночь. Я нашёл вроде бы неплохое место прямо на виду всех терминалов (и старого, ранее называвшегося Шереметьево-2, и новых). Мы выбрались с дамой и её внушительным чемоданом на морозную улицу и быстро поняли, что шансов дойти пешком нет практически никаких, – нас плотно блокировали дороги, развязки и заборы. Один я может и рискнул бы ломануться напрямик, но со всем прилагающимся добром (дама с чемоданом) – вряд ли. Совершенно по наитию, я сразу взял изрядно влево, где наблюдавшийся рельеф выглядел значительно менее причудливым, а главное – светилась надпись, извещающая о присутствии там станции «Аэроэкспресса». Вот именно через эту ж/д станцию мы и проникли в конце концов в аэропорт. Прошли, конечно, точно больше километра, но по тёплым и светлым переходам с гладким полом, по которым получалось вполне удобно катить даже наш объёмистый сундук на маленьких таких колёсиках. Обратный путь я решил всё же пройти напрямик. По улице и по дорогам, которые на первый взгляд, вроде вели туда, куда надо – к моей машине. Естественно, получилось раза в три дальше. Плюс пришлось перелезать через два парапета и не раз провалиться в снег чуть ли ни по колено…
В тёплом Израиле (аэропорт Бен Гурион) нет
проблем с бесплатными стоянками. Идти до здания метров 100-300 (как повезёт
припарковаться). 3. В аэропорту Как оно было раньше, в точности не помню. Однако случались ситуации, описанные выше в главе «Нападение дракона…». И ведь не в каком-нибудь глухом поселении, а в аэропорту крупного города. Сейчас нечто подобное и представить сложно – пассажиры контролируются тщательно и в здании содержатся почти как в клетке, впрочем, весьма комфортабельной. Даже вход и выход осуществляются через разные двери. А иной раз они и вовсе находятся на разных этажах. Практически везде сейчас на входе стоят рентгеноскопы – светят не только отъезжающих, но и всех прочих. Вот был в Домодедово вход для встречающих без рентгеноскопа (сам им сколько раз пользовался) – и чем это закончилось? Более трёх десятков летальных жертв посредством ничего не соображавшего от наркотиков самоубийцы… А кое-где на входе в аэропорты до кучи проверяют и документы – пробивают по компьютеру. Потом идёт операция, которая, похоже, не изменилась со времён первых пассажирских полётов – регистрация пассажиров. Разве что технические средства совершенствовались согласно велению времён. Здесь, кстати, вопрос не только в размахе (в Нальчике всего две стойки, из которых задействована, как правило, одна, а больше и не надо), но и в принципе. Можно регистрировать людей в конкретных стойках на конкретный рейс. Это иногда получается дольше, зато все, кто стоит в очереди, гарантированно попадут в самолёт. Более прогрессивно: куча стоек, в любой из них – на любой рейс. Увы, тут случаются затыки – отнюдь не всегда работает необходимое количество стоек. Это правило абсолютно интернационально – такую беду я наблюдал и в парижском «Де Голле», и в нью-йоркском «Джи-Эф-Кей», и в родном Шереметьево. В моментально накапливающихся очередях рядом оказываются люди, чьи рейсы улетают с разницей в час и существенно более. И как же они не любят они друг друга – те, кто опаздывает, и те, кто предусмотрительно прибыл к рейсу с хорошим запасом по времени. Куда там ненависти пролетариев к буржуазии и обратно! Те хоть нужны были друг другу, а эти пассажиры принципиально непримиримые антагонисты. После регистрации расслабленный было народ перемещается на так называемый «контроль безопасности», где его напрягают по полной. Этот контроль, ранее весьма формальный, ныне превратился в проникновенную, где-то даже сексуально-озабоченную процедуру. Приходится ведь снимать верхнюю одежду и обувь. А также ремни, часы, очки и что там ещё может показаться подозрительным «безопасникам». Я видел, например, как тщательно шмонают медицинские костыли (хорошо хоть не попили на кусочки!) или людей в гипсовых повязках – брильянтовая рука с костяной ногой в одном флаконе… Перед рентгеноскопом есть специальный стол для препарирования, куда попадают кошельки, косметички, ключи, мобильники, которые забывают с пугающей регулярностью, видимо, как мало значимые в жизни безделушки. Почти везде сразу на выходе с просвечивающего прибора на вас нападает служащий безопасности с миноискателем в руке. Особенно, если вы почему-то зазвенели под аркой рентгеноскопа. На этой же стадии пассажиров лишают воды. Дело в том, что запрещены к провозу в самолёте ЛЮБЫЕ, приносимые ИЗВНЕ жидкости в открытой таре (хочешь – выпивай, хочешь – выливай, хочешь – дари мучителям) или объёмом более 100 мл. В лучшем случае – заставят сдать в багаж, в промежуточном – можно вернуть провожающим, если таковые имеются и не сбежали, а то бывало – люди со слезами на глазах оставляли ценные им, но не разрешаемые к провозу в самолёте вещи в зоне досмотра безопасности. Но вот регистрация и шмон с раздеванием пройдены, и пассажиру, чистому душой, как раскаявшийся грешник, вроде некуда деваться с подводной лодки. Ведь даже для самых отъявленных раздолбаев, умудряющихся раствориться в притягательных закоулках аэропортов, неоднократно объявят по громкой связи: «пассажиры икс, игрек и зет, опаздывающие на рейс Москва-Залукокоаже, приглашаются к стойке номер эн для посадки в самолёт». И почему-то добавляют, вызывая лично у меня чувство изумления странной логикой происходящего: «пассажиры, опоздавшие на рейс, к полёту не допускаются…» 4. «Скотоприёмник» Именно так мы в своё время называли накопители – помещения, в которых содержались пассажиры после признания их «безопасными», но до упаковки в самолёт. Накопители 15-20 лет назад – это тесные, грязные, душные летом, холодные зимой, с минимальным количеством сидячих мест загоны, порою даже не обеспеченные туалетами. А ведь в накопителях иногда приходилось застревать, и не на один час. В московских аэропортах такие загоны сейчас исчезли как класс. Их роль зачастую исполняют автобусы, везущие народ от здания к лайнеру (об этом следующая глава). Что-то похожее на былые социалистические курятники осталось в Нальчике, но там, во-первых, максимальная загрузка вылетающих самолётов не превышает 100 человек (ну половина пассажиров может и постоять – не баре, и вообще: ещё сколько сидеть придётся!), а во-вторых, даже там появился кофейный автомат с хорошим выбором напитков и относительно чистый туалет. А вот в Минводах в бывшем «накопителе» можно жить – тут тебе и простор, и свет, и тепло, и удобные кресла в достаточном количестве, и пресса, и лёгкое чтиво, и товары в дорогу, и кавказские сувениры, и барная стойка. Однажды нас зарегистрировали, обезопасили, но в самолёт с извинениями запустили (по техническим причинам, разумеется) часа через 2,5… Бар в минводском накопителе поимел неплохую прибыль. Между прочим, прасковейский виски – вполне достойный напиток. Рекомендую. Цены, конечно, в аэропорту кусаются, но по сравнению с аэропортами московскими – очень даже сдержанные.
Накопитель аэропорта Минеральные Воды.
Апрель 2011 г.
Тот самый замечательный бар. Это просто
ОЧЕНЬ раннее утро (начало седьмого), бар ещё закрыт. 5. Тернистый маршрут «аэропорт-самолёт» С течением времени стало сложнее не только добраться до аэропорта, но и попадать непосредственно в самолёт. «Нападение злого дракона на маленького мальчика» невозможно не только из-за ситуации в аэропорту, но и при выходе на лётное поле. Сейчас даже в самых скромных аэропортах стараются не допускать попадания пассажиров на бетон аэродрома – только перед самой посадкой, в непосредственной близости от самолёта. Самый кайф – это, конечно, войти в салон через складчатую и катающуюся по асфальту аэродрома трубу, приставленную к боку лайнера от выхода из здания. Ни тебе плохой погоды под крылом самолёта, ни дурацкого, еле ползающего и забитого под завязку автобуса. Но «трубы» есть далеко не везде, даже в самых крутых и крупных аэропортах, а вот автобусы попадаются разные, и расстояния от места стоянки самолёта до здания – тоже. Одно время во Внуково самолёты с некоторых рейсов ставили с другой стороны взлётной полосы. В очередном подобном путешествии я специально провёл хронометраж. Дорога от трапа до зала прилёта (со всеми манёврами, объездами, пропусканиями встречного ползающего и даже летающего транспорта, проездами через два внутренних КПП) заняла 22 минуты – пятую часть продолжительности рейса от Москвы до Минвод. И весь путь – стоя и в изрядной тесноте, свойственной городскому троллейбусу в час пик в середине 80-х. А ещё практически всегда заполнение автобуса происходит со скоростью, лимитируемой расторопностью бригады, которая компостирует посадочные талоны в аэропорту – то есть в лучшем случае полчеловека в секунду. Иногда эта скорость падает до четверти, а то и до 1/5 нашего брата в квант времени… Поэтому я стараюсь проходить в автобус в числе последних. Но это отнюдь не панацея – не стоит забывать про тех, кто «опоздавшие на рейс к полёту не допускаются». Ещё как допускаются! Как накопитель, автобус зачастую гораздо хуже своих почивших в бозе стационарных аналогов. В автобусе жарче летом, холоднее зимой (двери-то водитель, естественно не закрывает), заведомо теснее и практически совсем отсутствуют сидячие места. Но имеются прямо противоположные примеры – самый классный автобус от аэропорта к самолёту я испытал в вашингтонском аэропорту «Даллес» (это который специалист по международным рейсам). Даллесовский аппарат – натуральный гибрид сразу трёх устройств: собственно автобуса, «трубы» и трапа к самолёту. В салон гибрида мы вошли прямо из здания аэропорта, потом он величаво отчалил и самостоятельно добрался до самолёта, около которого поднял весь салон вместе с пассажирами и состыковал свою дверь с дверью воздушного судна. Нигде больше с аналогами я не сталкивался, хотя вашингтонский опыт, вне всякого сомнения, заслуживает всяческого одобрения. Но иной раз перемещение пассажиров к самолёту приобретает весьма анекдотический характер. И за примерами далеко ходить не надо. Совсем недавно, в ноябре 2011-го лечу ранним утром (вылет в 7:30) из Минвод в Москву. На тёмном лётном поле, строго напротив выхода из наконец-то дореконструированного летом того же года здания аэропорта стоит лайнер – носом к фасаду. Можно, сказать – «очень одинокий лайнер». На сотни метров справа и слева более ни одной железной птицы! От выхода из аэропорта до трапа в «боинг»… не соврать бы… метров 30… Сонных пассажиров, загоняют в автобус, располагающийся практически на середине пути между двумя дверями. Автобус удаляется от точки старта метров на 300, к самому концу стоянки, поворачивает налево, пересекает поле поперёк (ещё метров 60-70), снова берёт влево и возвращается к хвосту «очень одинокого лайнера»). Я, на всякий случай покрутив головой, убедился, что самолёт всё тот же, что обретался напротив выхода… Путь, который мог у пешего человека занять 20-30 секунд, потребовал 4,5 минуты езды на автобусе. Примерно та же ситуация в Нальчике. Но там вообще аэропорт
игрушечный, и наличие более двух самолётов одновременно на лётном поле
вообще, особенно пару лет назад, рассматривался как форс-мажор. Так что самый
главный (и зачастую единственный) рейс на дню – в Москву – обставлялся весьма
торжественно. Лайнер (как правило, ЯК-42) ставили параллельно зданию
аэропорта всё в тех же 20- Увы, но все эти строгости и сложности введены не от хорошей жизни – даже сейчас порой случаются неприятные, а то и трагические инциденты. А в конце 60-х, начале 70-х годов косяками и едва ли ни во всех точках планеты пошли массовые захваты лайнеров с пассажирами-заложниками. Потом, того хуже, самолёты начали взрывать… Волей-неволей приходится ужесточать режим. Впрочем, этой животрепещущей (в прямом и переносном смысле) теме у меня посвящена целая глава («Опасности безопасности»). 6. Последний рывок Последний рывок – это вход непосредственно в лайнер. Именно после автобуса. Идти уже совсем недалеко, 10-20 шагов по лётному полю и 10-15 шагов вверх по трапу, но это совсем ничего не значит! Раньше на этой стадии ещё раз проверяли билеты (тогда посадочных талонов практически не применяли). И, представьте себе, даже перед трапом умудрялись отлавливать пассажиров, попавших не на свой рейс. Впрочем, мой личный рекорд – идентификация такого путешественника непосредственно в салоне самолёта. Куда этот олух смотрел, чем слушал – только диву можно даваться. Про службы аэропорта я и не говорю. И разоблачили-то его только тогда, когда выяснилось, что он занял чужое место. Справедливости ради следует отметить, что этот анекдотичный случай произошёл очень давно, ещё в 80-е. Тогда действительно можно было забрести в не свой самолёт, но вряд ли можно было остаться в «своём» кресле: почти все рейсы забивались под завязку – и «двойник» обязательно всплывал. Что характерно – «левый» мужик и тётка, законная претендентка, успели пару минут попрепираться по поводу того, кто имеет больше прав на место рядом со мной. И тут до меня (не до них!) наконец дошло, что тётка вместе со мной собирается лететь во Внуково, а мужик «ничего не знает, билеты брал ещё в Пулково, сразу туда и обратно». Немного позже, когда мне пришлось летать с удручающей регулярностью, этот совершенно жизненный анекдот я рассказал коллегам по работе (они же – попутчики по рейсам в Минводы и Нальчик). Отсюда и появилось в нашей компании развлечение, описанное далее в главе «Наш ряд летит в Симферополь».
Сейчас перед трапом если и проверяют, то только посадочные талоны, и то далеко не везде. Запускают и так. Конечно, это упрощает и убыстряет процедуру, ведь на трапе перед самолётом бывает и холодно, и ветрено, и жарко, и мокро и даже комплексно некомфортно. Салон лайнера в таких случаях представляется натуральной манной небесной. Но вот – первые пассажиры быстро поднимаются по трапу, исчезают в чреве железной птицы, и вдруг очередь глухо застревает. Всё очень просто: пара-тройка наиболее расторопных пассажиров достигает своих мест в салоне (по правилу бутерброда они находятся в самых передних рядах) и начинает не торопясь на них располагаться (с обязательным неторопливым раздеванием и прикидками, как максимально удобно для них расположить багаж). Пройти сквозь обретших законные места хозяев без лёгкого скандала не представляется никакой возможности. И очередь томится: в самолёте более-менее спокойно, на трапе – в зависимости от погодных условий.
Рассаживаемся помаленьку и не слишком
торопясь. Салон Боинга-737. 7. Рулетка в салоне Казалось бы, как оно получится расположиться в самолёте – зависит исключительно от лёгкой руки кассиров в трансагентствах. Типа, кого они нагадают вам в ближайшие попутчики. Это если вы летите самостоятельно, «без ансамбля» (в групповых полётах, как правило, всё-таки проще – соседями, по большей части оказываются свои люди). Нередко билеты на соседние места оказываются проданы в разных уголках нашей, совсем не маленькой страны. И тут уж получается совсем непредсказуемая рулетка – как карта ляжет. Однако, есть нюансы: большая часть из них обусловлена, конечно, извне, но многое зависит и от мастерства и опыта пассажира. Скажем, при социализме заполняемость авиатранспорта была образцовая – определение «посадка на свободные места» (а значит, и выбор позиции в салоне или соседей) отсутствовало как класс. Даже махнуться креслами (ну, чтобы оказаться рядом с товарищем или родственником) получалось далеко не всегда: кто-то хочет у окошка, кто-то – у прохода, и никто не жаждет сидеть в серединке, если мест в ряду три. В середине 90-х наоборот случалось летать в самолётах, опассажиренных процентов на 10%. В таких пустых ИЛ-86 можно было не только спать на трёх свободных смежных креслах, но и при желании играть в прятки (см. фотографию в самом конце странички). Сейчас установился относительно правильный баланс. Среднестатистический рейс имеет не более 10 пустых кресел. Частенько (особенно в регулярных и не самых дорогих рейсах за границу) всё упаковано плотно. Про чартеры и говорить не стоит – они для того и предназначены, чтобы обходиться без крадущих прибыль пустот. Впрочем, случаются приятные исключения, когда хороший боинг на твоём маршруте оказывается свободным как минимум наполовину. По-моему, любой нормальный человек, если путешествует один, то и сидеть в самолёте предпочитает в одиночестве, без соседей по ряду. В крайнем случае, можно оставить центральное кресло пустым, расположившись у окошка или у прохода. Однако ж попадаются ухари, которые занимают в ряду из трёх кресел центральное. При всей толерантности и свободолюбии я особенно радуюсь, когда таких граждан уплотняют своей властью стюардессы. Они тоже, видимо, справедливо считают, что сесть можно посвободней, но задаваться не надо и совесть стоит иметь. Только неопытностью большинства пассажиров можно объяснить факт, что очень часто в незаполненных салонах несколько передних рядов оказываются полностью укомплектованы: по три тесно прижатых друг к другу тела в каждом из рядов. Зато задняя часть салона сверкает первозданной пустотой кресел. Но бортпроводники, прекрасно представляя ситуацию с ожидаемым количеством пассажиров и, соответственно, со свободными местами, далеко не всегда горят желанием рассадить клиентов попросторнее. Так их обслуживать легче, что ли? Я обычно оцениваю количество попутчиков на стадии нахождения в накопителе или в автобусе. И, если результат для меня (не для компании, которой совсем не в кайф гонять полупорожний транспорт!) положителен, в самолёте сразу прохожу чуть назад, на заведомо свободные места. Это, кстати, именно современная практика – раньше билеты продавали всегда с нумерацией мест, и зачастую в вольном порядке, а сейчас эконом-класс заполняют посредством посадочных талонов, которые выдают последовательно. То есть по талонам забиваются первые пять рядов, а остальные 10-15 совершенно свободны. Существовал и ещё один экзотический вариант, например, в компании «КавминводыАвиа»: там даже внутри эконом-класса существовали градации по ценам билетов. Самые дешёвые места, разбираемые народом в первую очередь – в хвосте. Так что приобретаешь дешёвый билет, заходишь в салон последним (в своей-то заднице всегда успеешь устроиться!) и садишься с комфортом на места подороже (а главное – посвободней!) в передней части салона – эти нюансы бортпроводники контролируют крайне редко. Правда, поскольку я в основном летаю за государственный счёт, то и билеты стараюсь приобретать по-честному. Хотя бы за среднюю цену, а уж сажусь всегда, как удобнее, и лишь иногда, от полной безысходности, на своё место. 8. Покой нам только снится Эта главка в общем имеет малое отношение к «Временам и
нравам»: кто окажется рядом, если вы таки сели на своё место – ситуация
практически вневременная. То есть, при «полной безысходности» вы становитесь
сильно зависимы от ближайших соседей. Как с боков, так и сзади-спереди.
Самолёты, даже наиболее современные и комфортные, как ни верти, рассчитаны на
самого среднего гражданина. Увы, но с учётом женщин и детей, этот гражданин
имеет примерно Посему, оптимальный сосед по самолёту – это глухонемой, необщительный, чистоплотный пожилой карлик. Его не видно, не слышно и не чувствуется. Как назло, такие карлики, да что там, просто «средние пассажиры» попадаются гораздо реже, чем хотелось бы. Как назло, летать предпочитают люди со всяческими отклонениями. Конечно, ужасно жалко пассажиров, превышающих средние размеры – им и самим неудобно, и окружающих они вольно или невольно терроризируют. Но ещё жальче становится себя, когда в ближайших товарищах на несколько томительных часов оказывается очень милый в обычной жизни, но совершенно несносный в самолёте гражданин. Понятно, что от толстых сильно достаётся коллегам справа-слева. Такого бегемотика лучше всего иметь у окошка – там он досаждает лишь коллеге по центральному креслу, если в ряду три места. Сидя в центре, толстяк задвигает телом, а в особенности, локтями обоих соседей. Расположившись же у прохода, товарищ и вовсе этот самый проход блокирует, создавая проблемы и для себя, и для бортпроводников, и для гуляющих между кресел пассажиров. Длинноногие весь полёт целенаправленно отоваривают сидящих впереди. Если вы, поимев такое чудо в кресле за спиной, не обнаруживаете у себя между ног ботиночки сорок-последнего размера, то наверняка ощущаете его на удивление острые колени в области поясницы. И делать последние строгие китайские предупреждения подобным гражданам бесполезно – как бы они себя ни контролировали, их размеры будут сказываться на вас постоянно. Немногим лучше, скорее всего, будут чувствовать себя те, кто оказался позади великана. Дело в том, что он, стремясь, хоть чуть-чуть расширить своё жизненное пространство, откинет кресло. Да так, что это кресло окажется у сзади сидящего буквально на коленях. Кто-то смирится, кто-то сам откинет кресло – и пойдёт цепная реакция до конца фюзеляжа. Станет «удобно» практически всем. Впрочем, откидывать кресло по поводу и без норовят и пассажиры вполне нормальных размеров – дескать, им так удобнее. Про удобства других им как-то не думается. И особенно умиляет, когда любители полежать в самолёте начинают возмущаться, если соседи сзади задевают их кресло, типа, не давая им культурно отдохнуть. А как интересно, не задеть? Даже в сидячем положении переднее кресло не оставляет никакого простора ни для рук, ни для ног, а уж если захочешь выбраться из этой ловушки, то… Одному такого «лежачему больному», когда он начал на меня бухтеть, я предложил поменяться местами – хотя бы минут на 10. Как ни странно, дошло – кресло впереди перешло в более вертикальное положение, и остаток неблизкого пути до Нью-Йорка мы проделали вполне по-добрососедски. А вот если взять детей… С размерами-то у них вроде всё в порядке, но иметь детей в соседях (даже своих!) иной раз врагу не пожелаешь. Дети они такие… интенсивные. Умеют заполнять собой пространство. Куда не дотянутся конечностями, справятся запахом или голосом. Хорошо хоть сейчас стали делать надёжные и ёмкие по вторичному продукту памперсы. А раньше, во времена марлевых подгузников, ароматные приключения в замкнутой коробке самолёта случались – ого-го. Ну и в современности, один, неудовлетворённый жизнью младенец запросто достанет своим ором весь просторный и достаточно бесшумный салон. Ну и главное: ни одному ребёнку не объяснишь, что пинать и дёргать впереди стоящее кресло – никакое не удовольствие для пассажира в этом кресле. Ты в считанные минуты озвереваешь, а дитя элементарно не ассоциирует свои действия с ощущениями впереди сидящего. Не укладывается у малыша в голове, что кресло и человек в нём – фактически единый организм. Ну сделаешь ты замечание родителю, ну сделает родитель втык чаду. Чадо максимум что поймёт – нельзя почему-то (а почему – непонятно) интенсивно сучить ногами и дёргать за спинку. Но ровно через пять минут запрет выветрится из памяти – и процесс возобновится с исходной точки… 9. Багаж на выходе Самолёт коснулся посадочной полосы. Наиболее нервный и доброжелательный народ в салоне похлопал. Самолёт прокатился и встал. Наиболее нетерпеливый народ подскочил со своих мест, заполонил проходы и стал судорожно, задевая физиономии сидящих в лучшем случае полами или рукавами, а худшем – и кулаками с локтями, одеваться. Командир корабля, а потом и стюардесса (раза 3-4 в сумме) попросили народ вернуться в кресла: «самолёт ещё некоторое время будет находиться в движении… и вообще для вашей же безопасности…» Наконец, все друг от друга отстали, публика, тепло поблагодарив экипаж на выходе и с облегчением с ним попрощавшись, вываливается из железной птицы. Опять же в лучшем случае люди попадают в приставной рукав, а оттуда через несколько шагов непосредственно в аэропорт. В худшем – пересаживаются в железную черепаху, которая когда-нибудь, в конце концов доставит народ в здание. Некоторые покидают аэропорт стремительно, проламываясь сквозь ряды благожелательных таксистов («официальное такси, недорого» – что имеется в виду?). Некоторые вызванивают встречающих, которые ожидают их почему-то не во Внуково, а в Домодедово. Некоторые стыдливо интересуются у тех же «официальных и неофициальных» таксистов (моментально свою благожелательность теряющих) по поводу остановок общественного транспорта. Но речь вовсе не об этом. Речь о тех, которые покуда никуда не спешат, поскольку сдали багаж. С одной стороны – летать налегке очень даже приятно. С другой – очень муторно (ведь ВСЁ практически уже закончилось) томиться в ожидании, когда из неведомых недр аэровокзала система соблаговолит выплюнуть ваши драгоценные пожитки. Рекорды здесь бывают разные – иногда ваш чемодан (сумка) катается по транспортёру уже при появлении в зале выдачи багажа. А случается и подождать: дольше всего (с какого заграничного рейса, уже не помню) – 2 часа 10 минут. И это притом, что за спиной остался отнюдь не моментальный пограничный досмотр. Но куда хуже не ждать, а догонять. Одна знакомая рассказала сразу две «багажных» истории. Первая. Командировка из Архангельска в Цхинвал – только врачи из далёкого северного города согласились повышать квалификацию юго-осетинских коллег. Ближе волонтёров не нашлось. Полёт проходит в рамках одной авиакомпании, но с пересадкой в Москве. Для начала рейс из Архангельска не менее часа маринуют в воздухе, пока Внуково не освободят для простого народа ввиду прибытия каких-то вип-персон. В результате, до вылета из Москвы во Владикавказ остаётся критически малое количество времени. Люди, в общем, без проблем успевают, а про багаж компания «забывает» – не вписывает его в стыковку рейсов. И узнают об этом наши архангельские врачи только во Владикавказе. Не волнуйтесь, говорят им, доставим следующим рейсом, через несколько часов. Всё бы ничего, но от Владикавказа до Цхинвала – 3 часа сложной, горной, не побоюсь этого слова, Военно-Грузинской дороги. Тем не менее, делать нечего. Ждут следующего рейса… Догадались? Следующим рейсом багаж тоже не прилетает. Есть ли он вообще? – волнуются архангельские врачи. – Есть! – уверенно рапортуют служащие компании. Теперь уже есть, стоило бы им добавить. Ведь действительно многострадальный багаж потерялся в недрах Внуково и отыскался уже после завершения сегодняшней полётной программы во Владикавказ. А в Цхинвале наших дорогих гостей ждут, запланирована не только торжественная встреча, но и краткая обзорная лекция. Приходится ехать без багажа. То есть назавтра – ещё два незабываемых конца по маршруту Цхинвал-Владикавказ и обратно. А главное – на дворе конец марта, в Архангельске было -8 по Цельсию, в Цхинвале наоборот +15. А вся лёгкая соответствующая одежда в багаже. К чести южных осетин, они постарались максимально компенсировать гостям издержки путешествия. Самое страшное, рассказывала очевидица, что они на машине по-над этими жуткими пропастями ездят, как на лошади. То есть, размахивая всеми конечностями, забывая держать руль и жать на педали, беспрерывно треща и глядя тебе в красивые глаза, а не на трассу… Багажная история вторая. Теперь уже в Шереметьево. Но авиакомпания тут не при чём. Весь багаж разобран, на транспортёре сиротливо катаются один чемодан на колёсиках и одна сумка. Около транспортёра в тоске и даже в панике остаются двое: какой-то парень и моя знакомая врачица из Архангельска. Все причастные к делу служащие клянутся (связывались даже с Мурманском, откуда, собственно прилетел самолёт), что багаж погружен, доставлен и выгружен в полном соответствии. Это значит, что вещи наших бедолаг похищены. Что там в сумке и чемодане – оба предпочитают не вспоминать. Плохо становится уже от самой мысли о потере… Впрочем, проблема, скорее всего, не возникла, если бы на выходе из багажного отделения (как и полагается по процедуре) сверяли бирки на чемоданах и проездных документах. Но их не сверяют! Служащие этого типа намедни сокращены в рамках режима экономии. Их посчитали самыми ненужными… Проходит ужасных полтора часа, написаны и заверены соответствующие грозные и кляузные заявления, служащие аэропорта и сами не рады, прикидывая возможные размеры компенсаций, как вдруг!.. Нашлись таки в аэропорту бдительные герои. В камере хранения мужички умудрились отловить несоответствие. Одним рейсом с нашими пострадавшими летела семейка. Он, она и маленькая собачонка в прикиде. Он (олух несусветный) схватил чужой чемодан и чужую сумку. Она (ротозейка не меньшая) тоже сочла багаж своим. Собака оказалась самым вменяемым существом – сидела себе смирно на руках и осуждающе молчала. И какое счастье, что семейка в Москве тоже была транзитом, и что ей понадобилось передержать манатки в камере хранения. Она (семейка) так бы и не отреанировала неоднократные объявления по громкой связи про пропажу чужого багажа, если бы не служащие камеры хранения. Эти-то (из семейки) слышали, конечно, но с собой никак не ассоциировали! Короче, все единицы багажа раздали их законным владельцам. Когда поставили рядом подменённые сумки и чемоданы, оставалось только диву даваться. Чемоданы были существенно разного цвета и не сходились минимум на треть по размерам. У сумок (типа чехлов от ноутбуков) сходства было не больше – одна клетчатая и гладкая, другая чёрная в рубчик. Что характерно, во всём (по словам его жены) оказался виноват мужик, похватавший чужие вещи с транспортёра. А дама, видать, так была занята с собакой, что на подобные мелочи просто не обратила своего царственного внимания… – Это я во всём виновата, – самокритично сообщила в качестве резюме истории моя знакомая, – надо было не гулять, не торопясь и раскрыв рот, по аэропорту (ну нечего там смотреть, первый раз, что ли!), а вставать к транспортёру сразу при появлении вещей и бдительно караулить своё добро (а добра там было немеряно, уж поверь!) около люка. От себя добавлю. Вот поэтому я: а) багаж при малейшей на то возможности стараюсь не сдавать. Не велик труд дотащить его до самолёта и обратно. Особенно, если в самолёте специально обученная сумочка удобно встаёт и никому не мешает (на этом-то деле я уже собаку съел). Сколько может быть сэкономлено времени и нервов! б) во-вторых, свои сумки и чемоданы стараюсь помечать так, чтобы и самому их узнать с первого взгляда, и других от них отвратить. Однажды на чёрном чемодане я налепил яркую надпись: «Осторожно, на ручку нанесён ядовитый клей! Держит намертво в течение месяца». Правда, во втором по счёту путешествии у меня этот чемодан принимать отказывались. Несмотря на все мои пояснения и даже после того, как наклейку с надписью я содрал. – Но мы-то знаем, что у вас там этот клей! – мотивировал своё непреклонное решение служащий на регистрации. Пришлось вставать в другую стойку. Вне поля зрения первого регистратора. ВИП-персоны рядом с
нами 1. Политики Обычно этих людей видишь по телевизору. А если вживую, то очень издалека – на сцене, спортивной площадке, трибуне какого-нибудь съезда. Эти люди занимаются своими богоизбранными делами, а ты их наблюдаешь или им внимаешь. И только в самолёте или в аэропорту они оказываются как бы тебе ровней – проходят те же муторные предполётные процедуры, ругаются на задержку вылета, сидят на соседних креслах. В последнее время, впрочем, пути простого народа со знаменитостями пересекаются крайне редко и, как правило, ненадолго – на один восхищённый взгляд и вздох. Знаменитости имеют не только отдельные вип-салоны в авиалайнерах, но и отдельные вип-залы в аэропортах. И уж конечно, свой отдельный транспорт, доставляющий их драгоценные персоны из вип-зала в вип-салон. Более того, политики и спортсмены высокого уровня и вовсе летают отдельными самолётами. Тем не менее, встречи иногда случаются. Иногда даже с совершенно заоблачными персонами. Например, коллега по работе, с которым мы вместе летали по миру более 15 лет, рассказывал, как однажды сидел прямо за Борисом Ельциным. Произошло это, правда, в конце 80-х, в самый разгар его опалы, так что Борис Николаичу довелось тогда с народом не только в трамваях ездить, но и на самолётах летать. По воспоминаниям сослуживца вёл себя будущий первый Президент России достаточно скромно, не митинговал, к народу не обращался и привилегий не требовал… Разве что, в ожидании прибытия БН на борт слегка задержали вылет. Мне, слава богу, не довелось пересекаться в полётах со «слугами народа», по крайней мере, с теми, кто легко опознаваем благодаря ТВ. Подозреваю, что пользы от подобных встреч не было бы никакой, а вот дополнительный геморрой (с теми же самыми задержками рейсов) вполне возможен. Достаточно вспомнить, как тормозились наши вылеты из Внуково или прилёты в аэропорт из-за того, что дорогу нам переходили (перелетали?) правительственные рейсы. Эти рейсы обслуживает отдельный терминал «Внуково-3», но взлётные полосы-то и воздушные коридоры для всего аэропорта общие! Поэтому и перекрывают их совершенно безбожно, что твои Кутузовский с Рублёвкой. То есть напрямую о причине задержки не сообщается (лепят что-нибудь типа «вылет откладывается ввиду «режима аэропорта Внуково»), но политически подкованные граждане тут же вспоминают сообщения новостных программ… Вот и сидишь – то уже в самолёте, то в зале ожидания, и ждёшь, когда освободится воздушный коридор, наглухо закупоренный для рядовых граждан по поводу судьбоносного визита/убытия Путина-Медведева-Ельцина-Примакова-Клинтона-Буша-Нетаньяху-Блэра-Ширака-Коля... Имена, как сами понимаете, настоящие – всем этим господам удалось помешать лично мне остаться в рамках заявленного расписания. 2. Спортсмены Первый мой полёт в Америку в 91-м запомнился мне не только обедом в первом классе с руководителем моего отдела, академиком (см. главу «Классовое неравенство»), но и тем фактом, что вместе с нами в одном самолёте оказался Владислав Третьяк. Знаменитый хоккеист, ныне председатель Федерации хоккея России, совершенно себя не афишировал, я его даже не разглядел в первом классе, когда там побывал. Но к великому сожалению лучшего хоккейного вратаря в истории полёт в Нью-Йорк тогда производился на среднемагистральном ИЛ-86, вынужденным по пути делать две посадки для дозаправки. Во время этих посадок пассажиров первого и эконом-класса не разделяли, вот тут-то Третьяк и попался! Автографов он раздал, наверное, сотни полторы (лично я не побирался, мне было жалко дяденьку), а после первой остановки Владислава взяли в оборот какие-то два гражданина – внушительных поперечных размеров и южной наружности. И так и не отпускали до конца полёта. Угощали. Надо отдать должное, г-н Третьяк явно не отказывался, но в Нью-Йорке держался на ногах гораздо уверенней своих непрошенных приятелей. На маршруте Москва-Нальчик я не раз попадал в один лайнер с командой премьер-лиги (т.е. нашего высшего футбольного общества) «Спартак-Нальчик». Команда эта, однако, не относится к числу богатеньких и достаточно часто пользуется не чартерами, а рейсовыми самолётами. Нальчикских футболистов совсем не балуют – сажают по трое в хвост салона, и только их главный тренер (может, кто-то ещё из руководства, кого я не знаю в лицо) располагается в бизнес-классе. Главных тренеров в первый класс самолёта ЯК-42 мне доводилось проводить двоих – сначала Юрия Красножана, а потом Сергея Ташуева. Менялись тренеры примерно в одно время со сменой лётной компании – когда-то в Нальчике была своя «Эльбрус-авиа», а потом её поглотили «Саратовские авиалинии». Если честно – хрен редьки не слаще. Билеты довольно дорогие, обслуживание весьма сдержанное. Летать с нальчикскими футболистами мне не очень нравиться. Во-первых, их появление гарантирует отсутствие свободных мест в самолёте – приходится всем сидеть по три человека в ряду, что в не очень большом ЯК-42 комфорту не добавляет. Нальчикская команда летит большим табором: основной состав, молодёжный состав, тренеры, врачи и массажисты у каждого подразделения свои – вот и набегает человек 50. Такую шоблу организовать дело не из лёгких. Да и вообще футболисты явно не относятся к числу людей самых грамотных и организованных. Минимум дважды я наблюдал, как кто-нибудь из мастеров спорта забывал дома документы. Поднимался кипеш: забывчивого товарища клеймили всем кагалом (нередко «олух» выглядел самым мягким эпитетом), за документами, если их не могли подвезти родственники, срочно отправляли администратора (слава богу, Нальчик – не Москва, проблема решалась за 15-20 минут). Но и без всяких форс-мажоров наличие футболистов на рейсе, означало его задержку – минимум минут на 15, а дальше, как повезёт. Ну и понятно, гвалт стоит в аэропорту изрядный. Здание маленькое, здоровые, громкоголосые парни общаются друг с другом с удовольствием, как будто годами не встречаются. Да ещё на разных языках. Среди нальчан, знаете ли, кроме граждан бывшего СССР, водятся бразильцы, югославы всех мастей, финны и даже исландцы. Очень забавно наблюдать, как наш парень что-то говорит исландцу на русском, а тот (как и полагается, громадный светловолосый викинг) невозмутимо и понимающе кивает в ответ. Одна досада, даже я (человек в принципе футболом интересующийся) мало кого знаю в лицо из футболистов Кабардино-Балкарии. Ну москвича Концедалова идентифицирую, их черногорского капитана Джудовича – благодаря недюжинному росту и мило оттопыренным на высоте почти 2-х метров ушкам. И всё. Даже пресловутого исландца я принял за финского вратаря Фредрикссона. Что, впрочем, не удивительно. Похожи они, как братья… Внутри самолёта футболисты ведут себя гораздо спокойней, чем в аэропорту. Спят, играются в телефоны, нетбуки и планшетки. Зато работают тренеры – в одном из полётов я сидел через проход, видимо, с так называемым аналитиком. Открыв по старинке папку с бумагой, специалист принялся рисовать схемы с кружочками-футболистами. А через некоторое время и вовсе вызвал подмогу – того самого Джудовича (уважаемого человека!) и принялся с ним обсуждать вопросы тактики и кадровых решений на предстоящий матч. То есть «простые» тренеры элитарных условия полёта не заслуживают. Но наверно, большинство руководителей команд всё-таки обретается отдельно от эконом-класса. Впрочем, случаются и исключения. Лет 7-8 назад, подходя к залу (точнее, в те времена – бараку) прилёта минводского аэропорта, вдруг обнаружил рядом с собой известного в прошлом футболиста, а ныне тренера Александра Тарханова. В то время он, кажется, тренировал грозненский «Терек». Невысокий, крепкий мужчина в тёмных очках. Демократично, вместе с народом, пешком от самого трапа, метров 50-70. Один. Без ансамбля… Правда, встретили Тарханова раньше всех – не за внешней границей барака ожидания, а перед внутренней – ещё на взлётном поле. Встречающие были, как и полагается – настоящими джигитами. Ещё раньше в какое-то из межсезоний я разок летел в
Минводы вместе с самарской командой «Крылья Советов». Это было где-то на
стыке тысячелетий, самарцы тогда состав имели не слишком знатный, и
практически как и в случае с нальчикским «Спартаком», я опознал одного лишь
Андрея Каряку, в момент написания данного текста (конец Зато позже, во Внуково, году этак в 2007-м, в «народном»
зале ожидания неожиданно обнаружилась не менее «народная» команда «Спартака»
московского. Этих ребят, которые для пущего куражу и лучшей узнаваемости
щеголяли в брендовых красно-белых спортивных костюмах, опознал не только я,
но и весь аэропорт. Спрятаться футболистам было негде, и они по полной
вкушали плоды болельщицкого обожания. Я тоже не удержался и постоял (пусть и
немного в стороне) и понаблюдал за парнями. Павлюченко, Плетикоса, Баженов,
Йиранек сидели неподалёку от ещё не работающей стойки прохода к самолёту и
старательно расписывались на подсовываемых бумажках, газетах, журналах,
документах, деньгах, ладошках и в записных книжках. Чуть в стороне тусовались
особенно бросающиеся в глаза чёрненькие Жедер, Квинси и Родригес в компании с
белым бразильцем Моцартом. Отдельно кучковалась молодёжь (я идентифицировал
Шишкина, Павленко и Дзюбу). В баре обнаружились харизматичные лидеры команды
Титов, Бояринцев и Калиниченко – что пили, не разглядел, врать не буду, но
думаю, что не пиво. Отдельно мне встретился г-н Быстров, который в
соответствии со своей фамилией стремительно куда-то несся в одиночестве по
залу аэропорта. Может быть, таким образом, методом вечного движения спасался
от любителей автографов. Что бросилось в глаза – это физические параметры
футболистов. Они оказались весьма здоровыми, накаченными ребятами. Бояринцев,
несмотря на относительно невысокий рост, плечами и бицепсами вообще смахивал
на культуриста. Что называется, внушали своими фигурами и ростом Титов и Павлюченко, на
футбольном поле среди себе подобных выглядящие весьма субтильно. Но особенно
впечатлил хорватский вратарь Плетикоса – автографы он раздавал сидя, а потом
встал и оказался настоящей горой ( Возвращаясь к Третьяку, отмечу и его габариты – рост хорошо за 180, плечищи и при этом почти идеальная (в то время ему было всего-то 39 лет) спортивная фигура. Короче, мужчина солидный во всех отношениях. Хоккеисты вообще наиболее гармонично развиты антропометрически – их вид спорта предполагает накачку и ног, и рук, и плечевого пояса, и пресса, и шеи. Правда, лица у них довольно страшненькие – шайбы, клюшки, а то и кулаки соперников оставляют на парадном фасаде немало ярких отметин. Совсем-совсем давно, в детстве я встретил перед зданием аэропорта «Внуково» хоккеистов московского «Спартака». Так вот, взглянув с заранее заготовленным благоговением на лицо известного в 70-е годы защитника Сергея Короткова (чемпиона СССР, мира и Олимпийских игр), я натуральным образом испугался – на фэйсе знаменитости от боевых отметин буквально живого места не было. Равно как и нескольких зубов во рту. Улыбочка у дяденьки (опять-таки здоровенно-квадратного) наблюдалась вполне людоедская. Впрочем, говорят, шрамы мужчину украшают… Кстати, в том же внуковском зале мне однажды попались на
глаза и видные волейболисты из команды уренгойского «Факела» (не потому что я
также хорошо разбираюсь в нюансах волейбола, а потому что у них на куртках
было написано). Одного из спортсменов я знал в лицо, но не вспомнил по
фамилии, другого же обязан узнавать каждый истинный болельщик, необязательно
волейбольный. Знаменитую бороду многолетнего капитана сборной России Вадима
Хамутцких (у него даже прозвище в своём, спортивном, кругу – «Борода»)
запоминаешь сразу, как только увидишь. Между прочим, волейболисты не казались
настолько же здоровыми парнями, как хоккеисты или даже футболисты. Может
потому, что были гораздо выше – рост того же Хамутцких
3. Жена спортсмена Отдельно следует вспомнить вот ещё какую историю. В середине минувшего десятилетия я в очередной раз летел в Минводы в командировку, и в ТУ-154 рядом со мной, в том же ряду, но через пустое центральное кресло устроилась эффектная молодая блондинка. Я мельком глянул на неё и, наверное бы, больше не обращал внимания (оказалась слегка не в моём вкусе), но дама тут же взялась за мобильник – и текст разговора меня сильно увлёк. Точно я его не воспроизведу (всё-таки времени довольно много прошло), но суть была примерно в следующем. Собеседнице моей соседки надо было обязательно поставить на запись видеомагнитофон, чтобы в исключительно полном объёме зафиксировать сегодняшний матч (!). А если вдруг что-то не будет получаться (например, с таймером возникнут заморочки), можно обратиться к Веронике – она в этом деле разбирается и тоже сегодня будет писать «свою игру». Да-да, которая в «Лужниках»... Согласитесь – большая редкость, когда женщина настолько интересуется футболом, что собирается кровь из носу записывать матч в полном объёме. Но я-то – футбольный болельщик, причём (не забоюсь похвастаться!) грамотный и подкованный. Так что всего трёх намёков-зацепок (запись матча, Вероника и «Лужники») мне хватило, чтобы расшифровать всю ситуацию, раскрыть инкогнито блондинки и смысл её пребывания в самолёте, направляющемся в Минводы. Минут через 5, при первом же удобном случае (кажется, разносили предвзлётные конфеты-«сосучки») я вежливо обратился к соседке, всем своим видом подчёркивая, что не собираюсь слишком досаждать ей разговором, если она сама не пожелает его продолжения. Я сказал что-то вроде «передайте пожелания всяческих успехов Вашему мужу – я, будучи болельщиком московского «Торпедо», очень уважаю его как футболиста, несмотря на то, что он провёл в моей команде всего один сезон». Дама натуральным образом вытаращила глаза и некоторое время явно соображала, что ей надо ответить. «Мы знакомы?» – наконец, нашлась она. Для неё это было, видимо, простейшее объяснению происходящему. Но я объяснил своё «шерлокхолмство», попутно извинившись за то, что никак не мог не слышать её телефонного разговора. Она летит в Минводы и просит некую Веронику помочь в записи матча, который будет проходить где-то, но параллельно с поединком в «Лужниках». В «Лужниках» сегодня играет московский «Спартак». Самая известная Вероника, имеющая отношение к «Спартаку» – это жена Егора Титова, капитана команды. На короткой ноге с Вероникой Титовой, из женщин, летящих в Минеральные Воды, может быть только та, с которой не только она сама дружит, но и мужья близки между собой. Причём тот, что не Титов, сегодня же играет где-то на Северном Кавказе. Иначе бы, зачем оказалась в «моём» самолёте его жена? В указанном регионе в том сезоне имелась одна команда – «Терек», который, ввиду напряжённой ситуации в Грозном, вынужден принимать своих соперников в Кисловодске, до которого рукой подать из минераловодского аэропорта. А за «Терек» из заметных московских футболистов как раз выступает в недавнем прошлом игрок того же «Спартака» Виктор Булатов, семья которого, как известно из прессы, дружит с четой Титовых. А в «Спартак» Булатов пришёл именно из московского «Торпедо», моей любимой команды… Особо содержательной и продолжительной беседы у нас не получилось – дела и самого «Терека» (команда, пробившись в премьер-лигу, за один сезон благополучно же из неё вылетела), и Булатова (играл мало, редко попадая в основной состав) складывались неважно. Поэтому и дама пребывала в довольно минорном неразговорчивом настроении, и по всему чувствовалось, что встречаться с мужем, для этого летая чёрт знает куда, ей не очень нравилось. 4. Артисты И с этой категорией «селебритиз» сталкиваться доводилось неоднократно. В самолёте Москва-Екатеринбург встречался, сами понимаете, с народной группой «Чайф». «Ой-ё» они не пели, вели себя тише воды ниже травы и вообще выглядели уставшими мужчинами, явно пережившими свой расцвет. Что, впрочем, не удивительно, учитывая их возраст и вполне объяснимую усталость после ответственных московских гастролей. Публика на Шахрина и Со, конечно, косилась (скорее на Шахрина, чем на Со – остальных «чайфов» мало кто знает в лицо), но относилась с пониманием. Музыкантам сильно не досаждали, хотя с десяток автографов по моим наблюдениям им раздать таки пришлось. Еще в советские времена наблюдал в самолёте таких монстров, как Ангелина Вовк и Иосиф Кобзон. За давностью лет у меня сложилось чёткое впечатление, что они летели вместе, но зуб за достоверность этого утверждения не дам. И поведение «звёзд», по всей видимости, экстравагантность не выделялось, иначе бы я хоть что-то бы да запомнил – например, куда и зачем летел сам. Несколько более ярко проявила себя компания, в которой летел Сергей Крылов – что не удивительно, учитывая габариты певца. (Кстати, вы помните хоть одну песню этого прикольного толстяка? Вот и я не помню. Помню его разве что в роли Остапа Бендера в одной из последних киноверсий «Золотого телёнка». Сыграл-то Крылов, может, и неплохо, но уж больно… выбор его на эту роль попахивал знаменитым режиссёрским волюнтаризмом «а я так вижу»). Так вот, крыловская команда, усевшись в центральном ряду заднего салона ИЛ-86, коротала время в полете по маршруту Москва-Минводы (см. ниже) весело и довольно шумно. И чем дольше длился полёт, и большее количество спиртного потреблялось, тем шумнее. Впрочем, окружающим гуляки почти не досаждали – в салоне народу было очень мало. Да и в самолёте в целом тоже, поэтому, все, кому не нравилось музыкальное веселье, могли подыскать себе места в передней части аэробуса. И наконец, совсем недавно, в 2009 году, я (а также ещё примерно сотня сограждан) имела честь перемещаться во всё те же Минеральные Воды в одном самолёте с САМИМ Николаем Басковым. Его, впрочем, я видел лишь мельком – когда он на поле внуковского аэропорта стремительно нырял из наземного спецвиптранспорта в первый класс ТУ-154. Невысокий такой, лохмато-блондинистый пацанчик… Зато в самом хвосте народно-экономического класса весь полёт рядом со мной коротали басковские ребята-музыканты и девчонки не то из подпевки, не то из подтанцовки. Они вели между собой довольно тихие и не всегда понятные окружающим профессиональные разговоры – имён, паролей и явок не называли, я и сам не сразу догадался, что это за компания. Несколько раз в их беседах проскакивали фразочки, свидетельствующие об их не слишком большом довольстве жизнью (в том числе и её разъездно-кочевым аспектом), не слишком большой зарплате, но, однако, достаточно большой нагрузке. В общем, тяжела и неказиста жизнь российского артиста. Видимо, поэтому к моменту раздачи «рациона питания» музыканты созрели для релаксации и приобрели у стюардесс коньячку. Тон разговоров после этого несколько повысился и смягчился. Одна из девчонок ни в чём от коллег-парней не отставала, зато вторая (сидела на моём ряду через пустое кресло) держалась несколько отчуждённо. От ужина отказалась и выбросила в пропасть, зато почти постоянно читала книжку. Пригляделся – автором оказался не хухры-мухры, а Пауло Коэльо. Ну ничего так девочка – стройненькая, стильная, но не шибко симпатичная. Про таких говорят – милая… 5. Хорошо, что «малый» Эта главка получается комплексной. Тут и полёт с артистами
(из которых я ни одного не знал в лицо или по фамилии ДО того, и так и не
узнал после), и набор очередных приколов, и знакомство с новым самолётом (см.
ниже «Дебют нового лайнера») и
даже некоторые подробности, непосредственно к авиатранспорту не относящиеся.
Вводная: октябрь В университете поразило обилие русских фамилий на дверях лабораторий и на бейджах сотрудников. За два года до того, аккурат в октябре 91-го в Штаты на ПМЖ уехал мой близкий друг (был свидетелем на свадьбе и одним из ближайших соавторов по песенному творчеству). Уезжал он совсем из другой страны и в наших, новороссийских порядках, ещё совсем не ориентировался. Собираясь первый раз в гости домой в Москву (уже стало можно, а ведь покидал Отечество, считай, что навсегда!), планировал привезти родне экзотического, по его мнению, спиртного. И никак не мог поверить, что продовольственная проблема, организованная товарищами большевиками более 80 лет назад, относительно успешно решена в новой России месяцев за 6. В том числе и сухой закон, которым побаловали нас напоследок Михал Сергеич с Егор Кузьмичом, тоже никак в наших торговых точках не ощущается. Даже по общемировым понятиям. Мой друг зато не поленился прикатить из Нью-Йорка ко мне на свидание в Филадельфию на собственной машине. Т.е., за 2 года в Америке он сделал многое из того, что не смог за 30 лет на Родине. Тачка на меня (пользователя «Волг»-такси, нечастых жигулей и совсем уж редких потрёпанных иномарок не менее чем 10-летнего возраста) произвела, конечно, внушительное впечатление. И своей упаковкой (кондиционер, музыка, электростеклоподъёмники и прочая стандартная ныне лабуда), и ценой. Седан, размером с какой-нибудь современный Шевроле-Круз, 4-летней давности, с разумным пробегом, стоил 4500 долларов. Даже для тех времён и голодранского мировосприятия рядового жителя свободной России цена элегантного светло-голубого авто казалась просто смешной. Платил за обед, разумеется, тоже мой «американец». За обедом он мало себя сдерживал в потреблении спиртных напитков – единственным тормозом для него был обратный путь. Не в плане злобных дорожных копов с трубочками-алкометрами, а в плане довольно дальнего пути (три часа, как минимум!) и возможных пробок в окрестностях этой «грёбанной помойки» – так ласково он называл Нью-Йорк. Для меня тогда пробки были типичным составляющим понятия «их нравы» – в России, таковые, если и возникали, то только на не реконструированной ещё Кольцевой… Штат Пенсильвания до глубины души поразил «сухим законом», от которого на Родине мы только что счастливо избавились. Конечно, в Пенсильвании имелись нюансы – крепкое спиртное всё-таки наличествовало, но лишь в питейных заведениях и ни в коем случае его нельзя было употреблять на улице. Ранее погостившие в этих местах старшие товарищи были почему-то уверены, что «сухой закон» распространяется и на пиво. Какое же случилось счастье, когда примерно в квартале от нашей общаги был обнаружен пивной магазин! Пиво, правда, продавалось исключительно оптовыми партиями (упаковками от 6 посудин), но именно этот факт воспринимался, как приятный бонус. Да и цена за единицу продукции радовала – что-то типа 20-30 центов за пол-литра. Так что по комплексу причин баночки простейших Coors, Bud и Miller в те времена представлялись практически неземной амброзией…
В аудитории универа, где проходили наши заседания, я «обогатился». В один из первых дней в углу ряда, на скамейке я обнаружил аккуратно сложенную светлую толстовку с двумя перекрещенными вёслами и надписью Rhode Island на груди. Эта же толстовка лежала на том же месте и на следующий день. На четвёртый день я не выдержал и рассмотрел её повнимательней. Кофтейка выглядела абсолютно новой и чистой… Спустя 19 лет она по-прежнему у меня в гардеробе – когда прохладно, я её надеваю дома. На редкость удобной, приятной телу и ноской оказалась вещица. Но вот сроки командировки истекли, и приятно отягощённые знаниями и импортными покупками, мы прибыли в знаменитый нью-йоркский Джи-Эф-Кей. Мы тогда ещё не затаривались в дьюти-фри вискарём и джином (валюты на такую ерунду было остро жалко!), зато в китайских и латинских кварталах после азартного торга, приобретали фирменную, пусть и самого что ни на есть эконом-класса электронику. В тот раз я закупил двухкассетный магнитофон JVC c отстёгивающимися колонками и 5-полосным эквалайзером. Маг звучал ничего себе, послужил изрядно, да и до сих пор жив, как и вышеупомянутая кофточка. Разве что включаю я этот прибор вряд ли чаще чем раз в год. Даже, несмотря на то, что до сих пор не выкинул неплохой набор компакт-кассет, накопленных в 90-е. Лететь
в Москву мы должны были на новеньком ИЛ-96. Для меня это был не просто полёт
на суперсовременном отечественном авиалайнере, но и первый трансатлантический
скачок без промежуточных посадок. На вид ИЛ-96 ничем не отличался от ИЛ-86, а
значит, все вещи (в том числе и коробку с драгоценнейшим магнитофоном) можно
было взять с собой, и с гарантией целостности расположить на нижней палубе
лайнера в багажном отделении. Каков же был наш ужас, когда всех поголовно
начали заставлять сдавать абсолютно весь багаж! А ведь наш народ, возвращаясь
из благословенного капиталистического рая, чего только не вёз, включая
видики, телевизоры и микроволновки, куда более нежные в обращении. Попытки
объяснить американскому обслуживающему персоналу, что НАШ багаж никак не
может быть сдан в багаж, напоминали общение с деревом. С чёрным дубом. К тому
же мы искренне не понимали, зачем вообще надо сдавать багаж, если мы сами
справимся с его транспортировкой гораздо надёжней всяческой авиакомпании… Впрочем,
тогдашние сотрудники американских аэропортов были просто лапушками по
сравнению со своими коллегами 13 лет спустя (см. главы «Проход верблюдов…» и «Дьюти-фри и
обломы»). Те ребята, из 90-х, ещё что-то
пытались объяснить, дескать, нам со свободными руками будет гораздо удобнее,
а в самолёте громоздкой аппаратуре просто нет места. Как нет! – кипятились
мы, – такой удобный и большой российский самолёт, в отличие от ваших
американских летающих гробов, в нашем-то ИЛе на багажной палубе, не то что
малюсенькие печечки и телики можно разместить, но и полноценные холодильники
«Розенлев». Устав с нами общаться (мы для персонала аэропорта тоже явно
представлялись тупыми непонятливыми чурками, разве что белого цвета), дюжие
американские грузчики стали просто выхватывать, худого слова не говоря, из
наших рук наиболее габаритные, а стало быть, ценные вещи. Провожали мы
свежеприобретённую электронику, уезжавшую в недра бездушного заокеанского
аэропорта, буквально со слезами на глазах. Не чая, доведётся ли ещё свидеться
со своими, уже успевшими полюбиться игрушками в их целости и сохранности. А
сколько было сказано справедливых и по-настоящему русских слов в адрес хозяев
аэропорта! И далеко не сквозь зубы. Внятно матерился почти весь рейс. Как ни странно, но насчёт багажа и его
возможности размещения в самолёте, правы оказались не мы. В ИЛ-96, несмотря
на всю похожесть со старшим братом, НЕ НАШЛОСЬ нижней грузовой палубы! В
ИЛ-86 посадка нередко происходила снизу, через трапы, встроенные в двери
самолёта. Народ попадал в нижнее отделение с большими полками для багажа, оставляя
там свои манатки, и уже потом поднимался в салон налегке. Бывало, правда, что
в ИЛ-86 запускали сразу в салон (это когда трубу пристыковывали к борту
лайнера), но всё равно можно было спуститься вниз и расположить там наиболее
громоздкие сумки. В ИЛ-96 мы вошли в салон, но потом, как ни рыскали, найти
спуска на нижний этаж нам не удалось. Его, собственно, и не было. ИЛ-96
потому и дорос до трансконтинентального статуса, что у него вместо обширных
грузовых палуб имелись дополнительные баки для горючего. Там же в салоне, при обживании на своих
местах обнаружилась ещё одна причина, по которой нас таки принудили сдать
багаж. Этим рейсом, оказывается, в Москву возвращался какой-то малый
симфонический оркестр. Скорее всего, он именовался по-другому, но слово
«малый» в его названии точно присутствовало. И конечно, давало повод всем
прочим пассажирам довольно стандартно и мрачновато шутить – «хорошо, что не
большой». Вот музыканты точно не могли сдавать свои инструменты в багаж, за
их сохранность никакие аэропорты поручиться не могли. И этот набор всевозможных духовых, струнных,
клавишных и ударных въехал в самолёт вместе со своими хозяевами. Каким же
тесным после этого показался салон ИЛ-96. Как говорили музыканты, в багаж
сдали только БОЛЬШОЙ барабан, вроде бы как-то приспособленный к подобного
рода путешествиям. При этом оркестранты вместе со своими орудиями труда
оказались хаотично разбросаны по всему самолёту. Видимо, для пущего куражу и
максимального приближения к народу.
Салон
ИЛ-96. Представляете, сколько народу в нём бывает, когда он заполнен?! Но
именно эта фотография сделана в сентябре 2001 г. во время полёта из Рима.
Примерно 70% мест так и осталось пустыми. Похоже выглядели в середине 90-х
самолёты ИЛ-86 на трассе Минеральные Воды – Москва. Надо сказать, что лично мне повезло – в
ряду из 3-х кресел вместе со мной и коллегой оказался лишь один музыкант. Он,
правда, был довольно упитанный и широкий (по имени Петя), но зато очень
безобидный с точки зрения своего инструмента. У Пети был не то гобой, не то
фагот (не специалист, не разбираюсь), разомкнутый на две составляющих
трубочки и уложенный в плоский прямоугольный футляр. Впрочем, достаточно
приличных линейных размеров, таких, что его довольно сложно было куда-то
пристроить, чтобы он не мешал в течение длительного, более чем 9-часового
перелёта. Хозяин нашёл классный выход – положил футляр себе под ноги. Ноги,
разумеется, поставил, сверху, объяснив: «коробка крепкая, натуральное дерево,
если вы на него встанете, ничего не случится, а вот я – уже не рискую,
всё-таки больше 110 кило…» Куда сложнее пришлось владельцам
виолончелей, труб и малых ударных – с ними в одном кресле уместиться было
немыслимо. Но ведь уместились как-то. И даже стоически вынесли весь перелёт.
Видать, музыкантов заранее предупреждали – хотите красивой заграничной жизни
и денежных гастролей, придётся потерпеть. А вот специалистам по контрабасам и
какой-то особенно могучей трубе, надеваемой поверх человека, повезло гораздо
больше – этим монстровидным агрегатам оркестр вскладчину (как поведал не
слишком довольный сим фактом Петя) купил отдельные места. Я вон, булькал
Петя, больше любого контрабаса, а никто меня отдельно от гобоя (или фагота?)
не посадил. Кстати, контрабасы (две штуки) в чехлах, привольно раскинувшиеся
в отдельных креслах и, как полагается, пристёгнутые весь полёт ремнями
безопасности, производили странное впечатление. С какого-то ракурса казалось,
что в кресле сидит инопланетянин – с широкими фиолетовыми (тёмно-зелёными)
плечами, с ещё более раздавшейся фиолетовой (тёмно-зелёной) задницей и
маленькой фиолетовой (тёмно-зелёной) лысой головкой на вытянутой шее той же
нечеловеческой расцветки. Где-то в середине рейса самолёт тряхнуло,
фиолетовый контрабас съехал слегка на бок и изрядно напугал какую-то тётку,
которая, не разобравшись, кто на неё покушается, вякнула что-то вроде «что вы
себе позволяете!». Мы с Петей очень веселились…
|
|
Начало |
||